— Таких, как ты, не учат, — солидно заявил Витя. — Или так, как сегодня. Ну как, Шурка, отпустим?
— Отпустим, надо к маме идти, а то кровь…
— Иди, «Боже, царя храни», — насмешливо сказал Витя, напутственно толкая пьянчужку в спину.
— Нет, я не за царя! Я за Учредительное собрание. Шпионов красных страшусь. Ей-богу!
— Иди. В следующий раз руку из сустава выломаю, — со смешком пообещал Витя и повел Шурика домой.
Американский солдат смотрел им вслед все в той же позе угрожающего могущества, всегда готового применить оружие… на чужой земле. Кто он этот простой парень? Видимо, сезонный рабочий, кочующий по мере созревания урожая от фермера к фермеру. О профсоюзах и борьбе с нанимателями понятия не имел. Зачем его послали в Россию и против кого там сражаться — не знал. И о политиках, бросающих солдат на смерть ради чьих-то интересов, не задумывался. Но служил исправно и, как часовой, с места не сдвинулся.
Но, сам того не подозревая, отразил вынужденную политику стран Антанты, оставивших русских разбираться между собой и вернувших войска домой, где русские идеи уже ждали их самих… Народ требовал возвращения армий.
Мальчикам тоже очень хотелось побыстрее попасть к себе домой, в теплушку.
— Голова болит? — заботливо спрашивал Витя.
— Немного. Чувствую себя, как на карусели.
— А ты, Шурик, считай до ста и обратно.
— Шрам останется, — сказал тот и стал считать.
Прохожие оглядывались на них.
Никакого фонтана на пути, чтобы Шурику умыться! Так и предстал он с окровавленным лицом перед пришедшей в ужас мамой.
В снятой на привокзальной площади комнате начался переполох. Пошли в ход вода, йод, бинты. В рассказанную правдивую «легенду» никто не поверил. В особенности Клавдия Григорьевна:
— Чтобы солдат дружественной американской армии не помог раненому ребенку? Никогда не поверю! У Верховного правителя его высокопревосходительства адмирала Колчака с американским президентом Вильсоном дружба!
Шурика уложили в постель, и поэтому дальнейший отъезд по КВЖД в Маньчжурию и Китай невольно задерживался.
Шурик молча лежал и шевелил губами.
— Что ты все шепчешь, Шурочка? — с нежной заботой спросила мама.
— Считаю, — ответил тот, силясь наморщить забинтованный лоб.
Все покачали головами:
— Надо показать психиатру!
Владимир Васильевич пошел на вокзал договариваться о задержке дальнейшего следования теплушки. Когда Балычев, устроив все дела с теплушкой, вернулся и откалывал брошку с крестом, у пего произошел с Шуриком знаменательный разговор:
— Твоя мама так беспокоится о тебе. Что эго ты считаешь? Специального доктора хотят вызывать.
— Не надо.
— Почему?
— Я просто вспоминаю.
— О чем ты вспомнил, Шурик?
— Если какое-нибудь число, ну, двойку, два раза помножить на это же число, то будет восемь.
— Это возведение в куб. Вы во втором классе его не проходили. Вот когда будешь учить алгебру, тебе все будет понятно. Ты, мой мальчик, не мог этого вспомнить, — мягко сказал Балычев, гладя забинтованную голову Шурика.
— Нет, помню, — упрямо твердил мальчик. — Я вместе с Жюль-Верном еще и «Теорию чисел» читал. И тройку два раза помножить на тройку будет двадцать семь, а четверку — шестьдесят четыре, как на шахматной доске.
— Довольно, Шурик. У тебя, скорее всего, сотрясение мозга. Надо беречь себя. Шахматистом ты еще успеешь стать.
— Я хочу показать всем фокус. Я его вспомнил.
— Но ты должен лежать в постели.
— Конечно, — согласился Шурик. — Попросите Лелю и Нину помножить само на себя два раза двузначное число.
— Возвести в куб двузначное число, уйму времени девчонкам надо потратить! Зачем это тебе нужно? Получат огромное пятизначное или шестизначное число до миллиона, сравнимое с ценой керенок.
— Пока вы будете называть эти числа, я сразу скажу, какие двузначные числа умножались.
— Ты хочешь мгновенно извлечь кубический корень из таких чисел? Да мне, преподавателю математики, полчаса, а то и час пришлось бы над вычислением корпеть. Тебя, милый друг, просто надо лечить.
— Притом розгами, — послышался из другого угла комнаты голос тети Клаши.
— А вы попробуйте и доктору скажите, а он нужное лекарство пропишет.
— А может быть, попробовать? — робко спросила мама Шурика, сидевшая подле него.
— Ну, раз сама Магдалина Казимировна не против такого эксперимента, попробуем убедить больного, что ошибочно названные, взятые им с потолка цифры докажут серьезность его заболевания. А ну-ка, девочки, Леля, Нина, берите карандаши и бумагу.