Деятельный Карахан и подключившийся к нему Асланов пошли по улице между хатами, вызывая всех мужчин от имени коменданта района полковника Званцева. Надо срочно ликвидировать аварию. При успехе — спиртное угощение.
Автомеханик, желая загладить свою вину, готовил тросы для буксировки мастерской.
Через полчаса на берегу собралась толпа человек в двадцать мужиков.
Карахан, владевший венгерским языком, подзадоривал собравшихся.
— А что, мужики, неужто машинам уступим красавицу, что с моста в речку бросилась, случайно забеременев.
Мужчины в белых рубахах захохотали и стали снимать сапоги. Потом всей гурьбой, войдя «в воду, навалились на согрешившую «красавицу-мастерскую», и она поехала на колесах по каменистому дну. Автомеханик бросил буксировочные тросы и, догнав свою подопечную, нырнул в кабину, ухватившись за руль.
Удивительно, что могут разом (эх, ухнем!) сделать двадцать — тридцать человек. Они, знавшие, где здесь брод, которым пользовались в объезд моста, докатили мастерскую по мелководью до низких берегов. Тут автомеханик включил мотор и под улюлюканье всей деревни торжественно выехал на берег, где его встречали офицеры.
Званцев объявил отдых, и солдаты вместе с местными мужиками долго выкрикивали тосты: «За Победу!», «За маршала Толбухина!» и даже «За полковника Званцева!».
Званцев же, прогуливаясь с Караханом по берегу, задумчиво произнес:
— Как же все это могло случиться?
— Очень просто! Я сейчас все объясню, — отозвался Карахан. — При падении автомеханик, верно, со страху, потерял сознание, а когда машина приземлилась, встав на дно мелководной речки, обморок перешел в сон. Это бывает. Медицина знает такие случаи. А вот Асланов, вероятно, еще до моста спал, убаюканный плавной ездой, и проснулся на миг, повиснув в воздухе вниз головой. Падая, думаю, он испугаться не успел, но был потрясен, увидев себя посередине реки. Считая это невозможным, он и решил, что уже погиб и, как полагается покойнику, зажмурился. Глаза открыл, почувствовав речную свежесть. Все объясняется просто, — закончил Карахан.
— Путь у нас дальний. Кто за рулем сидит, петь должен! Петь, — решил полковник.
Если бы он упал на два часа раньше, то с 30 июня 1908 года Петербург перестал бы существовать.
Шестого августа 1945 года автоколонна полковника Званцева пересекла границу Советского Союза и покатила по Бессарабии. Во главе колонны в «олимпии-галатее» рядом со Званцевым, исполнявшим роль шофера, как и прежде, сидел Карахан. Помня горький опыт с мастерской, борясь с одуряющим сном, они пели самые разные песни и далее арии из опер. На переднем сиденьи между ними стоял тот самый радиоприемник, по которому Званцев услышал в Вене сообщение о Красном флаге над рейхстагом. Званцев заливисто распевал:
Карахан подпевал, но внезапно оборвал пение, нагнувшись к приемнику.
— Слушай передачу, полковник! Американцы сегодня сбросили атомную бомбу на японский город Хиросима.
Званцев перестал петь, и они вдвоем прослушали повторение советского сообщения о сброшенной американцами атомной бомбе. Карахан стал крутить настройку, ловя такие же сообщения из разных стран. Многоязычный эфир был заполнен атомом, словно его излучение пронзило всю радиоинформацию.
— Я не понимаю зачем? — воскликнул Званцев. — Ведь наше вступление в войну с Японией и разгром Квантунской армии, столько лет угрожавшей нам, решил исход войны. Атомная бомба — это страшно. Выделяемая энергия колоссальна. Мы с Иосифьяном прикидывали, занимаясь электропушкой. Слишком мощно для нее и неуправляемо.
— А вот мы послушаем комментарии самих американцев. Они смакуют и хвастаются по радио своим успехом.
— Я хоть и работал на всемирной выставке в Нью-Йорке в тридцать девятом году, научился сносно говорить по-английски, но не настолько, чтобы сейчас понять их трескотню.
— Тут я пригожусь. Мы с английским языком на «ты», переведу. Прежде всего, они отмечают, что взрыв бомбы произошел в воздухе над городом. В эпицентре взрывная волна небывалой силы обрушилась на улицы сверху, расплющивая автомашины на асфальте, срывая ветви с деревьев, превращая их в телеграфные столбы. Там, где волна ударяла под углом, она валила деревья в радиусе десятка километров, проламывала здания, отпечатывая на уцелевших стенах светлые тени прохожих. Они испарились в момент взрыва. Температура в самой бомбе тогда достигала десятков миллионов градусов. Люди, находясь в двадцати километрах от несчастного города, получали лучевые ожоги. В этом радиусе все деревья вырваны с корнем. По оценке довольных собой американцев, бомба уничтожила не менее ста тысяч мирных горожан.