— Кайсары — разбойник был. В горах пещера жил, — наклонившись в кибитку, крикнул сопровождавший ее верховой из кочевников. — Волшебный питье пил — кумыс. Пуля не брала.
Сладко сжались мальчишеские сердца и тревожно забились. Разбойник! Вот оно, первое приключение!
У бескрайней мореподобной степи на горизонте обозначились неясные очертания не то тучи, не то гористого берега. Это было как в сказке. Воображаемый морской корабль появился из травянистых волн с кувыркающимися, гонимыми ветром призрачными и страшноватыми перекати-поле. И все оказались на побережье — лукоморье с дубом зеленым. Шурик старался разглядеть златую цепь и кота на ней, как читала о том из Пушкина мама. Но сказка и без кота открылась, когда выехали на подлинный берег сказочного синего озера, в котором отражались причудливые черные скалы.
— Глядите! Каменная дубина в берег воткнута! Это Кайсары! — вслух фантазировал Шурик, указывая на свечой устремленный в небо скалистый столб вдали от других каменных глыб.
— Нет, это «Ок-джек-пес». Значит — «Куда стрела не достанет». Вырастешь — наверх забирайся. Батыр станешь, — отозвался верховой.
— Мы-то заберемся, — храбро пообещал Шурик.
— Только попробуйте, — испуганно пригрозила мама.
Это было Боровое — чудесный островок живописной горной местности, капризом Природы заброшенный в глухую степь. Прозрачные озера, горы с поднимающейся к небу вершиной Синюхой, сосновые леса на склонах — все это превратило степное чудо в первоклассный курорт, где красоты природы, волшебные солнце, воздух и вода сочетались с лечебными свойствами кумыса.
Не одно лето провела семья Званцевых в этом райском месте. И Шурик выполнил свой озорной замысел, не успев подрасти, взобрался-таки вместе с Витей на самый верх скалы «Куда стрела не достанет». Но зоркий мамин глаз достал, и острота стрел ее польской вспыльчивости обрушилась на непокорных сыновей. И чего только не наслышались их опущенные головы, хором повторявшие: — Мы больше не будем.
Мать обожала сыновей, и каждое утро они находили свою испачканную вчера одежду выстиранной и выглаженной. И после непременно горячего завтрака отправлялись гулять, предаваясь своим увлечениям, подсказанным цирковой ареной в Петропавловске, попутно развивая в себе наблюдательность сыщиков, подражая Шерлоку Холмсу, Нату Пинкертону, Нику Картеру из дешевых сорока восьми страничных брошюрок.
Но то было впереди, а теперь они лишь проезжали через Боровое, мимо консервного завода, боен или золотых приисков — все это принадлежало им или их родным.
Ночевали в русской избе деревни Щучье, за озером. Шурик снова превратился в шестилетнего малыша, жадно впитывающего расширенными глазенками все, что было вокруг. Сказка — позади. Перед ним — необъятная степная ширь. До Петропавловска осталось столько же, сколько проехали. Говорят, человек к шести годам жизни начинает познавать мир.
Наконец Званцевы приехали в Петропавловск.
Отец отвез детей к деду. Тот показался Шурику высоким, как столб гигантских шагов, с седой бородой до пояса и пронизывающим взглядом темных властных глаз. Он снисходительно потрепал внуков по головам и передал доброму и веселому дяде Васе, своему щеголевато одетому старшему сыну, который со смешными прибаутками посадил обоих племянников себе на плечи и стал, подпрыгивая, как конь, возить их по комнатам. Незаметной тенью беззвучно передвигалась по ним повязанная скромным платочком бабушка, с любовным любопытством поглядывая на внуков, и шептала:
— Ой, не урони ты их, Господи прости и помилуй!
Жила семья деда во втором этаже двухэтажного дома над собственным скобяным магазином. К нему примыкала их же колбасная.
Через год улицу перед магазинами устлали толстым слоем соломы, чтобы в дом не доносился шум проезжающих колес, а детей привезли к деду проститься. Ему было семьдесят два года. Он лежал на спине с распущенной поверх одеяла бородой. Над ним раскинулся марлевый балдахин, сплошь покрытый мухами.
У дедушки был рак.
Главой Дома стал дядя Вася, статный красавец с модно закрученными усами. Их острыми кончиками он любил щекотать ребятишкам щеки и шею. Дядя смеялся, а они визжали от восторга.
В городе у железной дороги превращался Шурик в подростка.
Жила их семья на краю города в начале Пушкинской улицы. В доме № 4. Два дома напротив были их же, со складами для товаров. В обширном переднем дворе (был еще и задний, тоже со складами и конюшнями), рядом с въездными воротами отец соорудил Шуре с Витей спортивную площадку с турником и трапецией. С появлением в городе цирка их увлечение спортом стало неистовым. И ради будущих достижений оба поклялись ни когда не пить и не курить. Папа впоследствии подарил каждому из них по серебряному портсигару, но они сдержали свою клятву.