— Квадраты говоришь? Вот мы на них твою магию и испытаем. К станку просился? Дам сверлильный. Заказ крупный, срочный. Литые, отопительные батареи. С двух сторон площадки обработанные. Квадратные как раз! Сам разметишь на каждой. По четыре отверстия. Просверлишь, перевернешь, снова сверти. Л дыры, чтоб совпадали во всех пяти тысячах штук.
И он подвел практиканта к штабелям, сложенным из ребристых батареи.
— Придется ишачить, — сказал и, хитровато посмотрев на Сашу, добавил: — Посмотрим, какие у тебя магические квадраты?
Приспособление для одновременного сверления четырех отверстий Званцев сконструировал просто. Оно имело четыре шпинделя для четырех сверл. На каждом своя шестеренка с центральной зубчаткой и хвостовиком, заменившем сверло станка. При вращении в обратную сторону за одно опускание он просверливал с предельной точностью четыре отверстия. Потом батарея переворачивалась, точно встав на четыре штырька, вставленных в просверленные тем же четырехсверлым приспособлением.
Народ сбежался смотреть на выдумку студента. Разметка не нужна, и производительность труда возросла в семь раз!
А через несколько лет появятся Алексей Стаханов и сестры Виноградовы. И рекорды зазвучат не только со стадионов, а из шахт, с заводов, сельских полей. Новое отношение к труду уже зарождалось на Урале.
Возвращался Саша Званцев в Томск признанным и премированным изобретателем. «Будет повод спеть «Крам-бам-були»! — размышлял он. — Нет. Лучше перед ребятами не хвастать…»
Как приятно идти со станции Томск — I до города без тачки! На душе радостно! Но как рассказать ребятам о пяти тысячах просверленных батарей?
Званцев с походной сумкой через плечо вошел в неприглядную мазанку бабы Груни. Та удивленно уставилась на него, не сразу ответив на приветствие.
— Или не узнали, баба Груня? — рассмеялся Саша.
— Да что ты, голубчик мой, Сашенька! Или обратно ко мне возвращаешься?
— Как обратно? — изумился Саша.
— Так ведь вещички твои девонька твоя все забрала, все до единенькой.
— А готовальня на столе осталась?
— Нет, Сашенька. Эта моя. Приготовила на продажу. Купи.
— Куда мне две! Пойду выяснять, на каком я свете. Прощайте, баба Груня. Спасибо за все.
И он, поправив сумку на плече, бодро зашагал к Черепичной улице.
В доме номер двадцать пять поднялся в большую проходную комнату, откуда вела дверь и к сестрам Давидович.
Навстречу вышла обрадованная Катя, а за ней чуть смущенный Юрочка Дубакин.
— А мы так тебя ждали. Никак расселиться не могли, — начала Катя.
— А почему меня от бабы Груни забрали?
— Ты сначала поздравь нас с Юрочкой, а потом обращайся и здоровайся по-новому.
— Ничего не пойму!
— Ну вот! — разочарованно протянула Катя. — А мы думали, что ты все можешь придумать. Я же поздравляю тебя с восемнадцатилетием.
— А тебя?
— Не только меня, но и Юрочку. Теперь мы оба супруги Дубакины.
— Поженились! Вот черти в крапинку! Ну, поздравляю! Желаю счастья!
— И отдельной комнаты не забудь, — поспешила добавить Катя.
— Пожелать-то я могу…
— Не только пожелать. В комнате напротив нашей, она большая, жили выпускники, вчетвером. Мы ее захватили, и там пока поселились Таня с Ниной. Но им слишком дорого. Васю Иванова помнишь?
— Паровозник! Один во всем институте паровоз для курсового проекта хочет в натуральную величину вычертить.
— Ему здесь есть где развернуться, — и Катя повела рукой вокруг себя. — Вот тебя и ждали.
— Не мог я раньше появиться, задержали меня дела заводские. Сверлильный станок в цехе переналаживали.
— Вот если ты и себя переналадишь, то согласишься вместе с Васей комнату с девочками разделить пополам.
— Ширмой?
— Не обязательно. Она денег стоит. Люди с крепким характером могли бы обойтись и чертой мела на полу, если слово стоящего человека себе дать.
— А вещички мои где?
— Там.
— А Вася Иванов?
— Тоже там.
— А мел?
— Мел здесь, Юрочка, дай-ка мелок. Сейчас начнем мы великое замлепереустройство.
Шурик почувствовал, что ему ласково сжали запястье. Обернулся — улыбающаяся Таня.
Вася и Саша получили левую часть комнаты с двумя топчанами вдоль стены, стол у окна разделял комнату пополам. Кровати девочек стояли углом у стен.
«Главному землепереустроителю» Дубакину пришлось лезть под стол, чтобы с принесенной рейкой провести две жирные параллельные черты, перешагнуть которые запрещал Долг настоящего человека и мужское достоинство.