— А что, Коля, если вместо болванки отливать трубу в движении, освобождая в кокиле место для ее наращивания.
— Ну и что ты, Саша, хочешь этим сказать? Что изложницы — не наложницы и в вальсе или в танце живота, как шашлык на вертеле, не вертятся?
— А если заменить неподвижные изложницы вращающимися кокилями, а застывающая труба силой тяжести будет сама двигаться вдоль кокиля… Освобождающуюся его часть можно вновь заполнять жидким металлом.
— Что ж у тебя струя бесконечной будет? «Нет искрам счету, ковшу дна» — смеясь, переделал тот ломоносовские стихи, чтобы поддразнить друга, заставить его подумать. Решение же у Званцева было уже готово.
— Ковшей должно быть несколько, по числу мартенов. Знаешь, как в старину, к примеру, отливали царь-коло кол?
— Должно быть, царь-вагранку величиной больше домны построили, чтобы одной плавки на царь-колокол хватило. Дураки, что ее не сохранили. Она была бы сегодня ценнее многих памятников.
— Дураки не дураки, а поступили умнее. Вырыли большую яму с опокой для гигантской отливки, соорудили вокруг ямы несколько вагранок и процессы в них вели так, чтобы металл поочередно поспевал и струи его в опоку колокола непрерывно лились. В одной металл на исходе — в соседней летку пробивают, свежую струю пустить. Так что предки наши со сметкой были.
— Так что: думай о будущем, а гляди в старое. Недаром они гелиссу выдумали.
— Гелиссу? — переспросил Званцев.
— Ты, Саша, изобрести хочешь гелиссоидальное литье, где каждая молекула совершает и вращательное, и поступательное движение, как бы по витку пружины. Только придется тебе в шахтеры записаться и от жены отказаться.
— Почему? — удивился Званцев.
— А потому, что отлитая гелиссоидальная труба из кокиля под влиянием своей тяжести должна выходить. А куда? В колодец или в шахту. И все твои механизмы для обрезания труб, нарезки их концов глубоко в шахте должны быть под твоим присмотром, в сырости и в духоте. Хуже бани, какую ты при испытании крана принял. Вот жена тебя и прогонит. И без штанов. Зачем они в бане-то нужны?
Через три дня Поддьяков шутливо, как мог только он один, выбрасывая длинные ноги, явился к Званцеву с какой-то моделью.
— Сегодня плясать будем! — весело объявил он. — Я смастерил модель из привода ручного сверлильного станка со сквозной трубкой вместо сверла.
«Опять сверлильный станок!» — подумал Саша. Коля принесенной бензиновой лампой нагрел металлический сосуд, где расплавил несколько стеариновых свечей. Он заставил Сашу крутить трубку, прилаженную так, чтобы она была открыта и сверху и снизу, а сам направил в нее струйку расплавленного стеарина. Скоро из нижнего конца трубки стала выползать стеариновая свеча, пустая внутри.
— Трубка, — обрадовался Саша.
— Это не все, — еще веселее продолжил Коля, — мало заполучить мамзель дела Труб с ее капризами. Знаем таких! Застрянет и засядет в кокиле. Силой ее тогда из вращающегося кокиля все время придется вытаскивать. А это не дело.
— А каким образом тогда решать эту задачу?
— Поставим кокиль горизонтально и приладим к нему крутящиеся вместе с ним и самостоятельно вращающиеся валки, чтобы вытягивать отлитую, но еще не остывшую трубу. И вся наша крутотрубинация останется на поверхности земли.
Друзья, захватив модель, отправились к директорам Аскарову и Чанышеву, ведавшим реконструкцией завода.
О Чанышеве Саша слышал еще при поступлении в институт. Это был тот самый обладатель феноменальной памяти, выучивший наизусть Коран, не зная арабского языка. Татарин невысокого роста, крайне немногословный и предельно обязательный. Невозможно было представить задачу невыполненной, если она поставлена ему самому или им самим. Оба они с интересом отнеслись к замыслу молодых людей, но Аскаров сказал:
— Не пойдет. Это какие же средства потребуются!
— Не пойдет, ребята, — подтвердил Чанышев и добавил. — Сегодня не пойдет. Но завтра начнется индустриализация страны. Тогда и можно предложить вашу новую технологию.
«Что за рок такой! — с горечью подумал Званцев. — Что ни делаю — все для завтрашнего дня, словно обгоняю свое время и не сегодня живу!»
Смотря в открытое окно, он припоминал, как год назад, по настоянию профессора Тихонова, проходил практику в Москве на концессионном заводе шведской фирмы «SKF», поставляющей шариковые подшипники на весь мир. Не было нигде машины, где не стояли бы шарикоподшипники фирмы «SKF».
Это была еще старая Москва, с извозчиками и трамваями, облепленными людьми, как сладкая липучка мухами. Один из маршрутов шел от Шаболовки, где находились заводы «SKF», прямо до Сокольников. Сашу приютили переехавшие сюда раньше его омские друзья Плетневы, вместе с милым Борей, увлекшим когда-то Шурика классической музыкой в граммофонной записи.