1 мая 1945 года. Брно. Мы накануне, после недолгого боя, вошли в этот прекрасный чешский город. Сегодня праздник. У всех приподнятое настроение, чувствуется: вот-вот должна закончиться война.
8 мая 1945 года. Сегодня утром началось стремительное наступление на Прагу, где немцы пытаются подавить народное восстание. В боевую колонну вошло несколько оставшихся в строю самоходок из нашего полка, а остальная его часть остановилась в небольшой деревне, окруженной лесами. На западном фронте немцы уже капитулировали, а в Чехии продолжают ожесточенное сопротивление.
Мы напряженно ждем новостей, и я стараюсь не отходить от рации, установленной в машине связи.
Около семи часов вечера приходит страшная весть: погиб полковник Сахаров. Командир бригады на своем «виллисе» ехал в середине танковой колонны, которая преследовала отступающих немцев. Когда колонна вошла в небольшой городок и остановилась на площади у ратуши, ее окружила ликующая толпа местных жителей. В это время вблизи командирской машины раздалось два мощных взрыва. Как выяснилось потом, два эсэсовца из отступающей части укрылись на чердаке ратуши и бросили в центр толпы противотанковые гранаты. Погибли Сахаров, его адъютант и несколько десятков местных жителей.
Таковы превратности войны. Ведь кто-то должен погибнуть и в последний ее день. Но Сахаров прошел всю войну и даже ни разу не был ранен.
В этот вечер, 8 мая, мы так и не дождались сообщения о конце войны.
9 мая 1945 года. Я проснулся в четыре утра.
Начальник штаба полка Володя Маслов ожесточенно тряс меня за плечо:
– Вставай, немцы прорвались, – крикнул Володя, загоняя в пистолет обойму, и выскочил на улицу.
Я схватил автомат и последовал за ним. Было еще темно, только на востоке занималась заря. Из-за леса доносилась частая стрельба. К нам подошел командир полка, который ночевал в соседнем доме.
– Маслов, организуй круговую оборону, я поеду к пехоте выяснять обстановку, – приказал он, садясь в машину, где уже разместились трое автоматчиков.
В тревожном ожидании прошло около часа. Рассвело. Стрельба за лесом то усиливалась, то затихала. Если пробивается крупная группа немцев, сопротивляться будет нелегко: все танки и самоходки ушли с колонной на Прагу, с нами осталась лишь легкая зенитная установка, штабисты и ремонтники – всего человек тридцать.
Наконец подъехал командир полка.
– Ребята! Война кончилась! – крикнул он, доставая пистолет, и первым открыл стрельбу в воздух.
Мы последовали его примеру. Только теперь мы поняли, что стрельба за лесом – это не бой, а салют Победе…
Я смотрю на карту, где маленькая деревня в лесу выделена жирной красной окружностью. Рядом цифры: «5.00 9 мая 1945». Цифры эти закрывают название деревни, которое сейчас не удается различить даже в лупу. Это последние записи на моей карте.
10 мая мы прибыли в Прагу. Измученный город ликовал, празднуя освобождение от фашистов, и скорбел, провожая в последний путь жертв восстания. Еще дымились развалины в местах недавних боев. Пленные немцы разбирали баррикады.
На следующий день мы поехали в центр Праги. В скверике напротив Национального театра несколько свежих могил. Мы подошли. Это были захоронения бойцов и офицеров Красной армии, погибших в боях за город. На одной из могил среди цветов виднелась табличка: «Полковник Сахаров. Погиб 8 мая 1945 г.». К могиле подошли две женщины, поставили несколько свечек и стали молиться…
Я бережно складываю карту и убираю ее в папку, где хранятся оставшиеся немые свидетели последних дней той великой войны. Вот потертый, разорванный на изгибах план Вены. В центре города несколько кварталов исчерчены красными и синими пометками – здесь мы вели бои.
И еще в папке лежит конверт с надписью: «Прага, май 1945». В конверте – открытки, изданные в Праге сразу же после освобождения. Открытки тусклые, одноцветные. На одной из них – могила полковника Сахарова. Рядом в скорбном молчании отдают честь несколько офицеров, советских и чешских.
Через некоторое время прах Сахарова был перевезен в Киев, где он жил до войны…
Странная все-таки вещь – память. Удивляюсь, как крепко засели в ней непривычные названия мест, где начинались бои той далекой весной – Секешфехервар, Фельшесольгаедьхаза. И не выговоришь сразу, а помнятся! А недавно, зайдя в аптеку, я вдруг запамятовал название лекарства, которое принимаю ежедневно вот уже несколько лет – «Энап»…»