Я провел в этот день на улицах несколько часов и своими глазами видел, с каким энтузиазмом работали горожане. Нам удалось добиться главного: изменить настроение людей, заставить их уверенно смотреть в будущее и трудиться для этого будущего. Во всяком случае, венгры поняли, что немцы в Будапешт не вернутся, что со старым покончено и надо начинать новую жизнь.
Тон в работе задавали венгерские коммунисты, недавно вышедшие из подполья.
В одной из групп работала хрупкая, на первый взгляд, женщина средних лет. Вытерев руки, она шагнула ко мне и произнесла по-русски:
— Товарищ генерал, разрешите сегодня после работы, часов в шестнадцать-семнадцать, зайти к вам?
Я удивился, что женщина назвала меня «товарищем генералом», а о времени сказала так, как говорят обычно военные люди.
— Какое у вас ко мне дело?
— Дело не личное. Надо поговорить о детях... Если не возражаете, я приду не одна. А сейчас, извините, спешу. Не хочу отставать от товарищей.
— Хорошо, приходите. Вы, очевидно, педагог?
— Не угадали. Я врач. Коммунистка.
В другом месте, в 10-м районе, ко мне обратился на ломаном русском языке пожилой мужчина. Он сказал, что положение в Будапеште напоминает ему положение русских городов четверть века назад: такая же разруха, все надо восстанавливать и налаживать заново. Оказывается, мой собеседник долгое время пробыл в России в плену, стал там коммунистом и возвратился на родину только в 1922 году...
Убедившись, что работы идут полным ходом, я возвратился в комендатуру. Теперь можно было с уверенностью сказать: первые шаги сделаны. Я успокоился, ослабло нервное напряжение. Вот тут и сказалось, что двое суток не смыкал глаз. Очень тянуло прилечь хоть на несколько минут, но я знал, если сейчас усну, то надолго. А на столе стопка бумаг: жалобы и просьбы жителей.
Приказав дежурному офицеру без задержки пропустить ко мне группу венгерских женщин, я выпил стакан чаю, придвинул к себе бумаги и не заметил, как задремал.
Кто-то осторожно прикоснулся к моему плечу. Один, другой, третий раз. Я с трудом приоткрыл глаза.
Передо мной стояла та самая женщина-врач, которая утром просила о приеме. Ее окружали улыбающиеся подруги.
— А я думала, что военные, тем более генералы, на войне вообще не спят... Не иначе как вы просто притворились, — шутливо заметила она. — Я так и объяснила своим друзьям... Да и по закону спать на службе как будто не положено...
В голосе моей гостьи звучали такие дружелюбные нотки, что я невольно улыбнулся. Атмосфера в кабинете установилась совсем не та, что во время официальной встречи с бургомистром!
— Меня зовут Шари Вадаш, товарищ генерал, — бойко продолжала гостья. — Я долго жила в Советском Союзе и хорошо знаю русских людей. Вы наверняка поможете нашей беде. Вот мы все и пришли... Знакомьтесь с делегатками: Елизавета Ваш, Елизавета Антош, Дёрдьне Барач...
Быстрая, подвижная, Вадаш будто источала энергию, говорила торопливо, потряхивая густыми светлыми волосами.
— Чем могу быть полезен?
— Дело у нас такое. Одной из главных задач Венгерской коммунистической партии является сейчас помощь детям, оставшимся без родителей, старикам, потерявшим кормильцев, и вообще обездоленным семьям трудящихся. Наша группа получила задание партии собирать беспризорных детей, а их сейчас тысячи. В эту работу включился Союз демократических женщин, в который входят женщины, поддерживающие идеи нашей партии. Союз только что создан и пока ютится в подвале. Но о наших нуждах мы еще поговорим с вами, а пока просим помочь собрать детей. Главное сейчас — разместить их, хотя бы временно.
— Вы застали меня врасплох, — честно признался я. — Ума не приложу, где найти такое помещение. А помочь детям, конечно, надо. Обещаю вам свою горячую поддержку.
Женщины заговорили наперебой. Шари Вадаш едва успевала переводить. Смысл их взволнованных высказываний был таков. Думать нечего и некогда, собирать детей надо сегодня же. В крайнем случае завтра. А помещение уже приглядели в 7-м районе. Это большое четырехэтажное здание, владелец которого бежал с немцами. Там стояла советская воинская часть, и дом приведен в полный порядок.
— Ну и забирайте его на здоровье!
— На дом претендуют попы, — возразила Шари. — Они говорят, что хозяин завещал им свою частную собственность, и если хозяин не вернется, то дом перейдет к духовной семинарии католической церкви. Дом и семинария находятся в одном дворе. Нас, женщин, туда и близко не подпускают, говорят, что своим присутствием оскверняем территорию.