Вот я и рассказал ребятам, как пас свиней и коров, был мальчиком на побегушках, краснодеревцем, рабочим на заводе Армалит в городе Армавире...
А на следующий день мой рассказ опубликовали несколько газет. С разного рода слухами и кривотолками было покончено.
Служители муз
Первый раз она пришла в комендатуру вскоре после освобождения Будапешта. Пожилая дама в простеньком платье, которое плотно облегало фигуру, сохранившую стройность. На голове маленькая коричневая шляпка. Глаза внимательные, быстрые. Неуверенно приблизилась к столу, села в предложенное кресло.
Лицо женщины сразу показалось мне знакомым. Где я видел ее? Несколько слов, жест рукой... Ба! Да это же Франческа Гааль! «Петер», «Катарина», «Маленькая мама»! С каким удовольствием смотрел я эти фильмы.
— Меня хорошо знают в Америке и Франции, — осторожно начала актриса.
— И в Советском Союзе. Не только знают, но и с уважением относятся к вашему таланту.
— Вот как! — обрадовалась дама. — Разве в вашей стране идут заграничные кинокартины?!
— А почему бы и нет? Мы смотрим все лучшее, что появляется за рубежом.
— Нам говорили, что у вас только свои картины. И во всех показывают, как делать революцию...
— Неужели вы, образованный человек, могли поверить геббельсовской пропаганде?
— Мой муж верил, — тихо сказала Гааль. — А я просто не разбираюсь в этом.
— Разве встреча с советскими бойцами не помогла вам понять, что фашисты клеветали на нас?
— Мы думали, это тоже пропаганда... Но, кажется, капитан был прав...
— Какой капитан?
— Ваш, русский. Узнав, что я актриса, он приказал своим солдатам освободить наш особняк. А потом целый час рассказывал о России... Да, да, да! — вдруг встрепенулась она. — Теперь я понимаю, почему советские солдаты смеются, показывают на меня и говорят: Петька, Петро! А другие кричат: Катюша, Катюша! Мне было обидно. Ваша Катюша — это бум-бум! Но я венгерская актриса, а не бум-бум!
— Они вспоминали ваши комедийные роли, — улыбнулся я.
— Больше не буду сердиться на ваших солдат. А вы, господин генерал, не думайте обо мне плохо.
— Для этого нет оснований. Но зачем, собственно, вы пришли в комендатуру?
— Помогите мне, господин генерал, встретиться с маршалом Ворошиловым.
— Для какой цели?
— У нас есть усадьба, — актриса опять начала говорить медленно, взвешивая слова. — Мы опасаемся, что могут отобрать часть земли...
— Извините, но комендатура не вмешивается в дела венгерского правительства. А к маршалу Ворошилову вы можете обратиться сами. Он примет, если сочтет нужным.
На этом мы расстались. Потом Франческа Гааль неоднократно появлялась в комендатуре, но уже совсем в другом виде. Каждый раз — новые платья или костюмы с дорогими украшениями. Вела себя как-то эксцентрично и даже развязно. Мы относили это за счет ее профессии.
Однажды актриса попросила охранную грамоту на дачу и пропуск на озеро Балатон. Я отказал: в районе Балатона еще шли бои.
— Думаю, господин генерал, вы поймете мои заботы и переживания, — доверительно произнесла она. — Мы не знаем, в каком состоянии теперь наше хозяйство и дача, не разбежались ли служащие. Разве на них можно надеяться! — на лице Франчески Гааль появилось презрительное выражение.
— Это ваше личное дело, — ответил я. — А охранных грамот мы не даем.
— Как не даете! Я знаю, что грамоту получил профессор... (она назвала фамилию). Почему же вы не хотите сделать то же для меня?
— Профессор не помещик, а ученый. Его участок служит науке, народу. Профессор не эксплуатирует людей!
Гостье явно не понравился такой ответ. Она прозрачно намекала, что мне должны быть понятны чувства крупного земельного собственника. А я давно забыл о беседе с делегацией, интересовавшейся моими «имениями», забыл, что в составе делегации был и ее муж — богатый помещик.
К нам в комендатуру и в Союзную Контрольную Комиссию Франческа Гааль обращалась по одному и тому же вопросу. В соответствии с земельной реформой частные землевладения урезались до 200 хольдов. Франческе Гааль, как известной актрисе, было оставлено 300 хольдов. Но и этого ей и ее мужу казалось мало.
Последний раз она пришла в комендатуру какая-то унылая, подавленная.
— Что с вами? Больны? — спросил я.
— Да, и очень.
— Почему же ходите? Надо лежать.
— Никакая постель мне теперь не поможет... Я хочу выразить вам недовольство, господин генерал. Вы ввели в заблуждение уважаемых людей. Мы считали вас человеком своего круга. А вчера в газетах был напечатан ваш рассказ о себе. Зачем вы это сделали, уж лучше бы промолчали...