Естественно, ни я, ни работники комендатуры не горели желанием встречаться с белыми офицерами и в чем-либо помогать им. Я, например, несколько раз отказал в приеме какому-то бывшему штабс-капитану деникинской армии. Но он продолжал ходить. Офицеры, дежурившие по комендатуре, не только докладывали об этом посетителе, но начали единодушно просить: поговорите с ним, он хороший человек. Это показалось мне настолько необычным, что я согласился.
Штабс-капитану Семину можно было дать лет сорок восемь — пятьдесят. Круглолицый, среднего роста, со сдержанными движениями, он произвел на меня благоприятное впечатление. Особенно его ясные, чистые глаза. Человек с такими глазами не мог лгать.
На нем — ветхий мундир старой русской армии. Семин сказал потом, что одевает его только в торжественных случаях: хранит как реликвию, как память о родине.
Вырос он в небогатой семье. Мечтал стать учителем, но помешала война. Его сделали офицером. Сражался несколько лет. После революции не разобрался в событиях, оказался на стороне белых. Потом судьба привела штабс-капитана в эмиграцию. В каких только странах не пришлось побывать в поисках места кельнера, швейцара, полотера! Вначале осел в Турции, надеясь скоро вернуться в Россию, затем оказался в Париже. Первое время бывших офицеров часто собирали, рассказывали всякие небылицы о совдепах и ЧК. На такие собрания приезжали генералы и министры старой России. Бывал даже Керенский. Вскоре Семин убедился, что все это обман, и перестал посещать подобные сборища.
Пронеслись слухи, что русским эмигрантам лучше всего жить на Балканах: там их хорошо принимают и по-человечески к ним относятся. Семин поехал на Балканы, был в Болгарии, Румынии. Война застала его в Венгрии.
Во время войны Семин окончательно понял, что совершил непоправимую ошибку, покинув родину.
— Вы, господин генерал, не представляете, как невыносимо тяжело не иметь отечества... Жизнь теряет всяческий смысл. Да что говорить, лучше умереть на своей земле, чем скитаться на чужбине!.. Согласен понести любое наказание. Буду выполнять самую тяжелую работу, но свою вину перед родиной искуплю! Только бы разрешили вернуться!
Он говорил так искренне, в словах звучало такое волнение, что не поверить было невозможно. Я решил похлопотать за Семина, но в Союзной Контрольной Комиссии не смогли поддержать мою просьбу.
А бывший штабс-капитан надеялся. Каждый день он справлялся у дежурного, нет ли решения по его делу. Узнав об этом, я пригласил Семина в кабинет и откровенно рассказал обо всем. Он сразу как-то обмяк, сник.
Дежурный офицер остановил его в приемной и вернул заявление, которое Семин подавал в СКК через комендатуру. На заявлении стояла резолюция: отказать.
Через несколько часов в комендатуру прибежала хозяйка квартиры, в которой жил Семин. Хозяйка сообщила, что ее жилец вернулся домой в подавленном состоянии, молча прошел в свою комнату. Когда она заглянула туда, Семин был уже мертв. Врач констатировал скоропостижную смерть.
Человек жил надеждой. Исчезла надежда — кончилась жизнь.
Верный курс
В годы хортистского режима венгерские коммунисты, ушедшие в глубокое подполье, ни на один день не прекращали борьбы с фашизмом. А во время второй мировой войны, особенно после оккупации Венгрии гитлеровцами, там, как и во многих других странах, томившихся под пятой захватчиков, активно действовали партизаны.
Мне довелось не раз встречаться с партизанскими руководителями. Особенно запомнились двое. Режё Санто — председатель партизанского комитета — довольно сносно говорил по-русски. Этот невысокий, светловолосый человек располагал к себе теплой улыбкой и приветливостью. Секретарь комитета венгерских партизан Иштван Габор казался с виду очень суровым. Высокий, смуглый, со строгим взглядом, он разговаривал неторопливо, с достоинством. Люди, хорошо знавшие Габора, утверждали, что он не только отважный боец, но и отзывчивый, добрый товарищ.
Я уже упоминал, что сразу же после освобождения Венгрии коммунисты засучив рукава взялись за восстановление своей страны. 23 февраля 1945 года состоялся актив коммунистов Будапешта и его окрестностей. В тот период партия насчитывала в своих рядах около 30 000 человек.
Находившееся тогда еще в Дебрецене временное правительство Венгрии, во главе которого стоял генерал-полковник Бела Миклош, не предпринимало каких-либо энергичных действий. Отдельные министры заняли выжидательную позицию. Больше того, правое крыло правительства, в том числе военный министр, даже саботировали некоторые решения Временного национального собрания. Только министры-коммунисты, преодолевая сопротивление внутри временного правительства, сформированного на коалиционной основе, развернули большую работу по выполнению намеченной Национальным собранием программы.