Паола внимательно посмотрела на меня:
— Крис, ты какой-то сегодня странный. У тебя что, какие-то неприятности?
— Да нет, малыш. Просто дела требуют моего возвращения на фирму, а нам так здесь вдвоем здорово, совсем не хочется уходить.
— Но если надо…, — с сожалением протянула Паола.
— Да нет, ты можешь еще здесь остаться, если хочешь. Я на обратном пути сюда за тобой заеду.
— Ой, как хорошо ты придумал. — И она ласково поцеловала меня в щеку. — У меня как раз здесь такой интересный материал. Ты иди работай, а я тебя здесь подожду. — Она опять погрузилась в изучение старинной рукописи.
Расставшись с Паолой, я выскочил на улицу, где меня уже ожидал материализовавшийся Лео.
— Ну что, слышал наш разговор?
— Разговор слышал, а вот что тебе сказал Лидинг?
— Ох, извини, я забыл, что ты его не слышишь. Нас с тобой опять ждет задание.
— Я так и понял. А то что-то уже беспокоиться стал, что о нас забыли.
— Как же забудут, держи карман шире. — Я кисло усмехнулся. — Отправляемся, брат, с тобой в новое путешествие. А так некстати. И я так понимаю, что в дальнейшем это перерастет в настоящую проблему. Вот посмотри, — и я показал Лео запястье правой руки.
— И что? Ничего не вижу, — удивился он.
— Вот в том-то и дело. А помнишь, что у меня здесь было?
— Браслет с Коры.
— Да. Пришлось подарить его Паоле, отделавшись при этом сказкой о том, как давно я этот браслет приготовил ей в подарок. И ведь дело здесь не в браслете, просто мне претит говорить ей неправду. — Я тяжело вздохнул. — И так будет каждый раз.
— Но правду говорить ей тоже нельзя, ты ведь сам понимаешь.
— Понимаю. — Опять вздохнул я. — Вот и я и говорю, что я сейчас скажу Паоле?
— Скажешь, что уезжаешь по делам фирмы на некоторое время. Ты ведь бизнесмен, не забыл? И дела фирмы требуют твоего немедленного отъезда. Паола, как мне кажется, сейчас увлеченно осваивает новые сокровища Лувра, а ты ее только отвлекаешь от работы.
— Ты думаешь? — Я с сомнением покачал головой.
— Просто уверен в этом, не волнуйся. Расскажи мне теперь, что нас ждет.
— Ох, Лео, сдается мне, что на этот раз мы влипли по-настоящему, это похлеще будет, чем Кора. — И я по нашему, всегда открытому каналу, перегнал ему все, что сам только что узнал от Лидинга.
БЕДНЫЙ ЙОРИК ИЛИ ПРОБЛЕМА ВСЕМИРНОГО ИДИОТА. ПОДГОТОВКА
И действительно было над чем задуматься и от чего прийти в ужас. Наши Наставники нас просто-напросто что называется "бросали под танки".
Где-то на самом краю вселенной, я сам пока так и не понял точно, где же именно находилось это место, была абсолютно закрытая зона космоса, где существовал всемогущий идиот. И не просто всемогущий идиот, а Всемогущий Идиот с большой буквы, оба эти слова должны писаться именно так. И даже совершенно не зная, в чем собственно заключается эта проблема, а только вдумавшись в смысл этого определения, можно было от страха покрыться гусиной кожей. Нам же всю информацию передали исчерпывающе, что делало смысл проблемы предельно понятным и от этого еще более ужасным.
Это был результат первой пробы Оптимизирующего Процессора над человеческим существом. Пробы жестокой и пробы печальной, закончившейся настоящей трагедией не только для существа, над которым она проводилась, но и для всех окружающих. Надо ли говорить, что уже на первых минутах активной деятельности этого существа практически мгновенно прекратили свое существование, ничего об этой затее не подозревающие, три населенные звездные системы. И это было только начало трагедии. Абсолютно не сознавая того, что он делает, существо это и разрушало, и создавало. То, что гибло, невозможно было восстановить или как-то защитить от бессмысленной гибели, а то, что возникало из, так называемой созидательной деятельности этого существа, превосходило по своему ужасу даже его собственные гибельные результаты. И я не мог без содрогания и отвращения смотреть на галерею этих тошнотворных существ, из которых самое безобидное способно было обеспечить любого нормального человека ночными кошмарами лет этак на десять, если не на всю жизнь. Босх и Дали со своими фантазиями выглядели просто младенцами рядом с этой жуткой действительностью.
Вселенная ужасов для одушевленных кошмаров — вот как это выглядело.
Все видимое космическое пространство заплетала гигантская паутина, по всей видимости, тоже живая, так как извивалась она и сокращалась как живое существо, а неравномерные вздрагивающие вздутия на ней только подтверждали мое предположение. По всему видимому пространству на ней что-то ползало, извивалось, пожирало, размножалось разнообразное нечто. Одни части его выглядели вполне нормально и осмысленно, но то, во что они превращались дальше, нельзя даже передать словами. И все это смотрело на вас, делало приглашающие жесты поучаствовать в пиршестве, что-то безуспешно пыталось сказать, чем-то спешило поделиться и тут же обо всем забывало, отвлекалось, чтобы сожрать что-то или просто заняться чем-то другим. Сквозь эту паутину проглядывали тусклые огоньки, словно припавших пылью, звезд. И все пространство было забито странными пространственными структурами: то ли космическими станциями необыкновенной конструкции, то ли сложной системой пространственных сот для каких-то непонятных мне целей. Топология этих конструкций в иных местах просто поражала воображение своей гениальностью, но тут же это впечатление терялось переходом во что-то уродливое и совершенно невообразимое. С цветами была такая же фантасмагория, какая-то немыслимая какофония красок, оттенков. Все выглядело непонятно бессмысленным, и от этого казалось еще более ужасным.
И где-то там, в середине этого кошмара, находился тот, кто чисто внешне выглядел нормальным человеком с приятным лицом и невинными улыбающимися глазами, но совершенно больным, уже явно нечеловеческим мозгом.
Мне было по-настоящему жалко этого несчастного. У него, как и у меня, не было выбора. Как и меня, его просто загнали во все это, не оставив никакого выхода. Это и вызывало у меня гнев. Ведь то же самое проделали и со мной. И я никак не мог дать однозначную оценку всему этому даже для самого себя. Вправе ли были Наставники делать такое с человеком без его ведома? И я сам себе каждый раз отвечал, нет! Хотя умом и понимал, что на кон поставлено нечто большее, чем жизнь одного человека, существование самой Вселенной. Что человек? Просто пылинка. Но даже эта микроскопическая пылинка — целый мир, может быть, еще более сложный, чем сама вселенная. Я был твердо уверен, что нас обоих надо было спросить о согласии. Думаю, что мы бы не ответили отказом. Надо было лишь спросить, попросить, в конце концов, уговорить, уломать, но ни в коем случае не бросать так безжалостно под жернова мироздания, даже ради существования его самого. В конце концов, это еще вопрос, кто для кого существует, оно для нас или мы для него. А может быть, мы равнозначные партнеры, которые не могут друг без друга. Сто раз я задавал себе этот вопрос, сто раз отвечал на него и все равно не находил исчерпывающего ответа. Господи, как тяжело иногда дается нам понимание.
Я видел, как сотнями, тысячами уничтожались его творения, а он не отчаивался и все также трудолюбиво создавал новые, еще более непонятные и невозможные. Похоже, он тоже совершенствовался. Он по-своему был гениален, это точно. Что он творил с пространством! Я всегда точно представлял, что нельзя вот так взять и перемешать пространство и время, связать их насильно воедино. Но ему с его болезненным воображением это легко удавалось.
Я видел, как его пытались поймать, а он с легкостью уходил от погони, от расставленных хитроумных ловушек, порой даже не замечая своих преследователей, вечно занятый своим непонятным творчеством. Да, это был гений, но гений совершенно безмозглый. Я видел, с каким колоссальным трудом вырезался кусок пространства — целая часть огромного звездного острова с безумным властителем и его мирами, а потом транспортировалась целым роем Транспортников (никогда еще их столько не собиралось вместе) в глухую отдаленную часть вселенной. Там он и обитал сейчас, окруженный всевозможными охранными системами, которые не столько охраняли весь остальной космос от его деятельности, сколько создавали призрачную видимость безопасности для всех остальных. Это сознавали многие, это отчетливо понимал теперь и я. Сам же он, углубленный в процесс творения, ничего вокруг себя пока не замечал. Но, боже мой, стоило ему заинтересоваться окружающим, и его уже ничто не смогло бы остановить. Он начал бы перестраивать Вселенную под свои непонятные нужды. И тогда поменялось бы все: и звезды, и планеты, да и само пространство, все стало бы другим, непонятным и невозможным для нас всех. Я думаю, и, похоже, что в этом я был не одинок, это был лишь вопрос времени. Надо было действительно спешить.