А потом был праздник встречи с Парижем. Ибо для меня Париж — это всегда праздник. А потом был мгновенный скачек домой, и вот я на пороге своего дома, и меня обнимают такие родные, теплые руки, и я погружаюсь в океан нежности и блаженства. Рядом скачет в возбуждении уже «объединенный» со своим вторым «я» Лео.
Вот я и дома. Как там, в песне поется? «И охотник вернулся с холмов домой». Точных слов не помню, и я не охотник, но до чего же бывает здорово вернуться.
Все следующие дни я наслаждался бездельем, бессовестно свалив все дела на безотказного месье Зброевского. Его энергичности можно было только позавидовать. Имея столь надежного заместителя, можно было спать спокойно. Или надолго отлучаться. С полной уверенностью, что дела идут нормально. Ха, интересная мысль! Когда я поинтересовался у Лео, кто же собственно пригласил на работу этого человека, тот мысленно подмигнул мне и сказал, что мне просто повезло.
Ох, и везучий же оказывается я человек. Только мне иногда очень хотелось, чтобы это "везенье" обошло меня стороной и так «повезло» бы какому-нибудь другому человеку.
Все дни я проводил с Паолой. Мы вместе бродили по нашему лесу, пару раз купались в озере и почти каждый день катались на лошадях, с каждым днем все лучше и полнее осваивая наши владения и мастерство верховой езды. У Паолы это получалось естественно здорово, а вот у меня неважно. То мою лошадь пугал Лео, всегда бдительно мчавшийся рядом, то я сам падал, то натирал себе такие мозоли, что приходилось на целую неделю забывать о верховой прогулке. Что и говорить, похоже, что я — настоящий городской житель и никогда мне не добиться настоящего мастерства. Но я не унывал. Никакие синяки не могли испортить мне удовольствием от такой прогулки. Места эти были сказочными, рядом со мной была Паола. Что еще человеку для счастья надо?
Естественно, бдительный Лео и невидимый, но, тем не менее, реально существующий Хеос все время были со мной.
Еще мы с увлечением занимались обстановкой нашего дома. Вообще-то в основном этим занималась Паола, а я так, был на подхвате. А еще меня использовали как грузчика, всячески помыкая мной, но я не протестовал, а наоборот, был готов таскать мебель, книги, вещи и всякое другое барахло безропотно и целыми днями.
Очень скоро под ее умелыми руками наш дом действительно превратился в уютное жилье.
Благодаря близости наших домов, почти каждый день мы бывали у моих стариков. Для нас уже стало доброй традицией ужинать у них. Мои родители были на седьмом небе, да и мне, честно говоря, в эти моменты было удивительно спокойно и уютно. Пока наши женщины накрывали на стол и оживленно делились своими вечными секретами, мы с отцом, потягивая вино, играли в шахматы, или просто беседовали о чем-нибудь. Попыхивая своей неизменной трубкой, он внимательно слушал меня, иногда вставляя несколько метких слов. Спокойный и немногословный, он вселял уверенность в меня. А я в ней так в это время нуждался. Все эти события последних месяцев совершенно выбили меня из колеи. Я испытывал самое настоящее раздвоение личности: с одной стороны я — обычный человек со всеми своими обыкновенными земными радостями, заботами и печалями, а с другой — совершенно необыкновенная личность, периодически запросто совершающая вояжи в космос и решающая там одним мановением руки судьбы миллионов существ и наделенная при всем этом безграничными возможностями и практически абсолютной властью. И ни в коем случае нельзя было объединять эти две личности, что само по себе было чрезвычайно трудно, и, что самое ужасное, нельзя было с кем-нибудь этим всем поделиться. Так хотелось рассказать обо всем самым близким людям, поделиться трудностями, просто по-хорошему похвастаться, да что там, я мечтал взять Паолу с собой и показать ей все самое прекрасное в этой вселенной. Но, увы, этого делать было никак нельзя. И я мучался угрызениями совести, отчетливо понимая, что в такой ситуации я буду все время. А еще я понимал, что наши жизни будут идти рядом только очень маленький отрезок времени, и от этого чувствовал себя еще более виноватым. Я гнал от себя эту мысль, но она все время возвращалась, никогда не исчезая, а только пряталась где-то в дальних уголках моей памяти. Мне хотелось окружить Паолу всей доступной для меня добротой и лаской, дать ей столько любви, сколько это возможно, сделать ее жизнь яркой и счастливой.
А пока мы все время проводили вместе. Я бессовестно забросил все свои дела. Все сводилось только к нескольким ежедневным звонкам Зброевскому. И все это время я был рядом с Паолой. Вместе мы бродили по вечернему Парижу, сидели в маленьких уютных кафе, делали покупки в магазинах, ходили на выставки и показы мод, а потом долго-долго разговаривали обо всем у камина. Рядом на ковре лежал Лео, в трубах уютно посвистывал ветер, а мы все говорили и говорили. Я даже таскался за ней по всяким хранилищам, где она часами сидела над кусками пожелтевшей ветхой бумаги. Сидел рядом и смотрел на нее, пока она, смеясь, не прогоняла меня. И тогда я с сожалением убирался и бродил где-то рядом (делами я все равно заниматься не мог). А потом мы опять встречались, и я устраивал ей праздник. Однажды нас даже занесло на старую баржу, и мы сидели на ее борту, пили купленную из-под полы полынную водку и смотрели, как в вечерних водах Сены отражаются шпили старинных соборов, неоновые огни, рождаются и покачиваются на волнах далекие звезды. Это были дни, наполненные солнцем, счастьем и любовью.
Но всему приходит конец. И как не хотелось мне, но пришлось возвращаться к реальной жизни. Я стал заниматься делами, давая возможность Паоле хоть немного отдохнуть от меня и позаниматься без помех.
Загулявшего шефа сотрудники встретили дружными криками «ура», но больше всех, естественно, мне обрадовался месье Зброевский, тут же взгромоздивший на меня массу дел. И я в них закопался с головой. Теперь мы встречались с Паолой вечерами, она тоже, как и я, без помех могла погрузиться в свою работу. Тем радостнее были наши встречи в конце рабочего дня. Обычно я с Лео заезжали за ней в какой-нибудь музей, и мы отправлялись домой, где ужинали и отправлялись на вечернюю прогулку, которую мы все трое очень любили. А если непогода не позволяла высунуть нос наружу, то мы с таким же удовольствием располагались все вместе у горящего камина и вели увлекательные долгие беседы, глядя на трепещущее оранжевое пламя.
Так продолжалось до тех пор, пока Паола однажды вечером тесно прижавшись ко мне у камина, не сказала:
— Крис, угадай, кого я сегодня встретила?
Этот, такой маленький невинный, вопрос мгновенно вызвал перебои в работе моего сердца. Тем не менее, я спокойно поправил свитер и спросил:
— Кого, дорогая?
— Твоего друга Алекса Торна. Помнишь, ты нас как-то познакомил?
— А-а, да. — Я еще больше встревожился. — И о чем вы с ним говорили?
— Да так, о всяких пустяках, он, оказывается, здорово разбирается в средневековой литературе. Вот бы никогда не подумала, что кто-то вот так запросто может читать по памяти Франсуа Вийона. Ты вот, наверное, даже не знаешь, кто это такой?
— Ну, это ты зря, — обиделся я. — Ведь я, как-никак, родился и вырос в Париже. Но дело не в этом. Что еще он тебе говорил?
— Да ничего больше. — Паола задумалась. — Передавал тебе привет. Я его к нам пригласила на обед, и он сказал, что как-нибудь зайдет. А что ты так встревожился? Я не спросила твоего согласия, да? Но ведь это твой друг... — Паола виновато посмотрела на меня.
— Нет-нет, все правильно. Я с удовольствием встречусь со своим старым другом. Ты у меня умница. — И я поцеловал встревожившуюся было Паолу.
Но на душе у меня скребли кошки. Вот и опять появился Господин Флейтист. Ой, не к добру это, не к добру, не иначе как светит мне новая дальняя дорога. Ох, как некстати все это, как некстати.
Но на мое удивление, дни проходили за днями, а Алекс Торн так и не появился на горизонте. И постепенно я стал забывать об этом. Очень хотелось верить, что меня оставили в покое. Но на самом деле я прекрасно понимал, что мое такое идиллическое пребывание на Земле — это просто временная передышка и долго она не продлится. Так сказать, заслуженный отдых после трудного и ответственного дела. Кроме того, мои чуткие наставники давали мне возможность разобраться со своими семейными делами.