За полугодовой заработок рабочий с гуановых островов не купит себе даже одного готового костюма.
Но зато в течение всего этого времени у него было где спать и каждый день он мог досыта наесться мяса и риса.
Рабочие на островах не знают, что именно потому, что у них такие жалкие заработки, каждая тонна гуано, погруженная в баржу возле острова, обходится компании не дороже 35 солей. Они не знают, что, рассчитавшись таким образом за тонну гуано одной рукой, другой рукою компания продает ее по цене от 180 до 350 солей. Они не знают также, что если бы они не получали каждый день своей порции мяса и досыта рису, их легкие не выдержали бы до конца сезона воздействия гуановой пыли. Они не знают, что им следовало бы иметь на острове по крайней мере хоть одного постоянного врача, иметь возможность хотя бы раз в день после работы умыться пресной водой, что им не следовало бы спать по нескольку десятков человек в одном бараке, забитом трехэтажными нарами. И уж им вовсе не может прийти в голову, что следовало бы иметь право развлечься, повеселиться, послушать музыку или посмотреть хороший кинофильм.
Ничего этого они не знают, так как читать и писать они не умеют, никто им не объясняет, что они должны жить и работать в человеческих условиях.
Возможно, они и задумались бы над этим, если бы им приходилось из года в год возвращаться в одни и те же условия работы. Но индеец с гор в большинстве случаев не возвращается на гуановые острова. Он не умирает на них и не бросается со скал в море, как его предшественники с раскосыми глазами, но у него не хватает ни сил, ни смелости за мясо и рис связать себе руки и свою жизнь еще на один сезон.
Горсточка руководящих работой служащих компании на острове получает значительно более высокое жалованье, хотя имеет своего повара, собственные комнатки в деревянном здании управления и даже коллективный радиоприемник. Но только и всего. Компания даже им не обеспечивает необходимых мер по здравоохранению. К семьям их отпускает раз в месяц на два-три дня, а в разгар сезона — один раз в два месяца. Но и они не могут отстаивать своих прав. В конце концов они благодарны даже за такую работу, потому что в Перу слишком много людей, которые охотно займут их место, согласившись и на худшие условия.
На гуановых островах живут и другие люди, удел которых — еще большее одиночество.
Это сторожа островов, а на среднем островке — и служитель маяка. Голод в горах породил в них одно-единственное желание: ежедневно есть досыта. Они не понимают, что за удовлетворение этого желания они расплачиваются всей своей жизнью. Они сторожат как раз те острова, на которых гуано не собирают. Они охраняют единственную дорогу, по которой молено попасть на остров: деревянные леса с подъемным трапом и веревочной лестницей. Немногочисленные их обязанности состоят в том, чтобы никого не пускать на остров без сопровождения кого-либо из администрации, время от времени получать запас продуктов и питьевой воды и давать сведения о гнездовании птиц. Остальное время они из года в год проводят в полном одиночестве, оторванные ото всего мира.
Пожив несколько дней среди рабочих на гуановых островах, начинаешь понимать многие особенности социальной жизни Перу. После этого нельзя не задуматься над тем, почему в середине XX века человек согласен работать в таких условиях только за кормежку и жалкие гроши.
Кто механизирует бакланов?
— Каждый раз, когда по прошествии полутора лет мы возвращаемся на южный остров Чинча, нам приходится с крыш жилого дома и канцелярии убирать более двухсот сорока центнеров гуано. Это триста мешков, — рассказывал в беседе с нами управляющий Эстебан Кортес, забираясь вместе с нами на сложенную из мешков пирамиду, откуда была видна вся крыша деревянного строения. — В общей сложности в ней нет и ста квадратных метров. Когда мы вернулись сюда в первый год, то нашли от построек только кучи обломков. Они обрушились под тяжестью гуано. После этого нам пришлось построить эти вот бараки покрепче…
— На северном острове сейчас работы не ведутся?
— Нет. И на среднем тоже. Мы закончили там сбор в ноябре прошлого года, всего собрали более шестидесяти одной тысячи тонн. В этом году мы начали сбор на соседнем острове Санта Роса, а затем здесь, на южном острове. Пока что на остальных островах птицам обеспечен полный покой. Мы вернемся туда только в июле. Все постройки здесь опустеют, а персонал переселится на северный остров. Мы оставляем здесь лишь сторожа, который должен ежемесячно посылать в управление в Лиму сообщения о передвижении птиц и карты. На них он наносит новые гнездовья, а также вид птиц. Но и в этом мы уже недолго будем полагаться на сторожей. Мы начинаем вводить систематические аэрофотосъемки островов…
Для поощрения производства гуано понадобилось сделать очень немного.
Компания вернулась к древним законам инков и отлучила острова от всего остального мира. Она запретила на них доступ людям, чтобы птицам был обеспечен покой на весь период гнездования, она добилась издания закона, который запрещал рыболовецким компаниям промысел вблизи островов, а промысел анчоусов вообще в перуанских водах, и пригласила лучших орнитологов для исследования причин вспышек эпидемий и массовой гибели птиц.
В последние годы компания построила по всем берегам островов каменную стенку полуметровой высоты. Эта стенка должна задерживать тонны гуано, которые иначе падают в море, и, кроме того, она облегчает неуклюжим пеликанам взлет. И, наконец, эта стенка оправдала себя уже тем, что помогла использовать естественные привычки птиц: перед полетом они избавляются от лишней тяжести. Прежде чем оторваться от земли, они откладывают некоторое количество гуано, которое каменная стенка еще способна задержать, потому что ее никогда не ставят на самом краю скал.
— Не пройдет и полутора лет, как мы вернемся на остров и от стенки не останется и следа. Ее скроет слой гуано. В некоторых местах мы ее уже нарастили. Это окупилось, — засмеялся Эстебан Кортес.
Конечно, во время охоты, после того как птицы оторвутся от земли, они обращаются со своим драгоценным удобрением расточительно, потому что бросать помет прямо в океан грешно. А о том, что эти потери производства немалые, свидетельствуют огромные стаи, кружащие вдали над водой. Птицы часто улетают в поисках пищи за много километров, чтобы в условиях серьезной конкуренции прокормить себя и голодных птенцов в своем гнезде.
Счетоводы компании по добыче гуано подсчитали, что устранение подобного расточительства сразу же и без затрат повысило бы производство гуано вдвое, потому что птицы попеременно проводят на охоте почти весь день.
Но так как островным питомцам не удалось привить большую бережливость, компания начала заниматься другим вопросом: нельзя ли устранить птиц из процесса производства как нерентабельное звено. Они пригласили американских специалистов, которые составили упрощенную схему процесса производства:
минеральные соли в океане — планктон — рыбы — птицы — гуано.
Предпоследнее звено они признали нерентабельным, а следовательно, вредным, и поставили машины для производства гуано прямо из салаки. Мы лично, по-видимому очень отсталые, непредприимчивые и несовременные люди, пожалуй, предпочли бы превращать перуанские анчоусы в сардины, консервы, маринованную рыбу и в другие деликатесы и отдали бы их людям, вместо того чтобы пропускать их через машины, вывозить на поля, удобрять ими почву и ждать очередного этапа, который бы принес человеку прямую пользу после уборки урожая сельскохозяйственных продуктов. Но по действующим законам анчоусы в перуанской части Тихого океана не служат пищей для людей, потому что являются исключительно сырьем для производства гуано, независимо от того, выловят их птицы или люди. Дорогостоящие сардины привозятся в Перу из соседней республики Чили, которая ловит их в том же Тихом океане и даже в том же Гумбольдтовом течении.