Фрису не очень хотелось слушать подобные речи. Он был верным католиком. Кроме того, он хорошо знал, что если кто-нибудь случайно подслушает и донесет о том, какие разговоры ведутся в его доме, то наверняка не поздоровится тому, кто говорит, и тому, кто слушает.
— Так что же было в Базеле? — спросил он, стараясь перевести разговор в другое русло.
— Когда меня пригласили в Базель, — ответил Парацельс, — я знал, что святая церковь не имела там уже прежней силы. Магистрат предоставил свободу протестантам. И мне казалось, что сторонники новой веры будут более терпимы, не придавая значения глупым слухам и не менее глупым доносам. Во всяком случае, не нужно будет опасаться суда инквизиции и просто будет легче дышать. Но, увы, это оказалось не так.
Он вновь умолк, сел в кресло и задумался. Молчал и Фрис, ожидая, когда Парацельс продолжит. Но тот не торопился, будто забыв, что так и не закончил рассказывать о своем пребывании в Базеле.
— Так что же стряслось с тобой в Базеле? — снова спросил Фрис.
Парацельс картинно пожал плечами:
— То же, что и в других городах… начались сплетни… Каких только сплетен не разносили злые языки. Говорили, что я не признаю никаких авторитетов, поношу самого Галена. Боже мой, да разве я не признаю его величия? Он был велик для своего времени, но разве должно познание остановиться на Галене? Полезли по городу и другие сплетни, будто Парацельс занимается черной магией, колдовством, употребляет в практике лекарства, которые являются ядовитыми. И все оттого, что кто-то прослышал о моих алхимических опытах. Одетые в докторские мантии тупицы, которые только и знают что повторять изречения Галена и Гиппократа, разве они могли понять, что я ищу «философский камень» не для того, чтобы добывать золото, а для того, чтобы излечивать болезни! Если «философский камень» может воздействовать на низкие металлы, почему он не может воздействовать на организм человека? Что ты ответишь на это, Фрис?
Тот промолчал. Парацельс увлекся, глаза его разгорелись. Он продолжал:
— Гален лечил растительными соками. Он ничего не знал о металлах, камнях, о химии. Он ничего не знал о сере, ртути и соли, а из них образуется каждое тело. И секреты моих рецептов заключены в том, что я знаю секрет образования тел. Нет, не для забавы. Фрис, я занимался алхимией и никогда не беседовал с дьяволом. Чтобы лечить людей, надо искать, искать беспрестанно, делать опыты…
Неожиданно Парацельс остановился. Потом сказал:
— Все это долгий разговор, и убеждать тебя в своей правоте не хочу. Одним словом, были сплетни всякие. Но я привык к ним. А со своими собратьями по цеху не очень церемонился. Я простой человек и всегда говорю то, что думаю. Я им сказал, что они — тупицы. Да, да, так и сказал. Они сначала онемели от неожиданности, потому что им никто этого не говорил, а потом стали плеваться и осыпать меня бранью.
Он повеселел. Воспоминания о столкновении с базельскими врачевателями явно доставляли ему удовольствие.
— Тупицы, невежды, ничего не понимающие в лечении болезней. А вот берутся с умным видом целителей лечить. И, отправляя на тот свет больного, со значением повторяют одни и те же слова: «На все господня воля».
— Ты прав, Парацельс, — перебил Фрис, — тысячу раз прав. То же самое я могу сказать и о наших врачах. Но бороться с невежеством бесполезно.
— Нет и нет! — Парацельс повысил голос. — Если смириться с невежеством, значит, дать ему жить, существовать, процветать на века. Нельзя быть мягкотелым, когда имеешь дело с невеждами. С ними надо быть злым и жестоким. Боже мой, как их трясло в лихорадке, когда я пришел к ним не в докторской мантии с золотой цепью, а в пунцовом кафтане, в пунцовых штанах, в красных чулках и красной шляпе. Я знаю, как с ними поступать.
Они дрожали от гнева, не в силах вымолвить ни слова. Я показал им, что глубоко презираю их.
Фрис покачал головой. А его собеседник с горячностью продолжал:
— Конечно, они сделали все, чтобы не допустить меня к преподаванию в университете, требовали изгнать меня из Базеля. Они нашли поддержку у духовных лиц и монахов, которые, тыча в меня пальцами, твердили, что я колдун и посланец дьявола. Я не отступил и не пошел на примирение. Понял, что всегда надо проявлять твердость. И знаешь, я победил. Меня допустили на кафедру, и я начал читать лекции в университете.
Парацельс потер рукой гладко выбритый подбородок. Он с удовольствием вспоминал о том, как впервые вошел в переполненную аудиторию знаменитого университета.