До Декарта философия была чисто умозрительной наукой. Декарт считал, что она должна отказаться от подобного подхода к миру. Философские словопрения его предшественников, поиски объяснений причин тех или иных явлений в мире сверхъестественного — все это было чуждо его практической философии. И хотя Декарт так и не смог подняться до материализма, видя первопричину всего существующего сразу в двух субстанциях — материальной и духовной, то, что он сделал в философии, было огромным шагом вперед.
Спиноза преклонялся перед великим французом, но имел свои взгляды на окружающий мир. И он высказал их в «Кратком трактате о боге, человеке и его счастье», в котором впервые попытался собрать воедино свои представления по всем тем вопросам, которые вызывали особый его интерес.
Когда трактат Баруха Спинозы попал в руки раввинов, они пришли в полное замешательство. Еще бы, автор трактата отверг все святыни иудаизма: отверг Библию и Талмуд, святое учение отцов. Да разве только это? Он даже представил всевышнего так, что это могло вызвать радость лишь у еретиков. Бог Спинозы перестал быть… богом.
Да, именно так. Ведь он заявил, что бог и природа — это одно и то же. У него бог не только творящий, но и сотворенный. Кем? Самим собой? Вне природы у Спинозы бога нет. Вне природы он не может существовать, но тем самым отрицалось самостоятельное, личное существование бога. Это же явная ересь, которая низводит великое духовное начало до уровня материального. Какое кощунство!
Спиноза не одумался, как рассчитывали раввины. За то время, которое ему было отпущено для размышлений, он еще более утвердился в мысли о ложности религиозного вероучения, о необходимости дать рациональное объяснение тем явлениям природы, которые объяснялись лишь ссылками на божественную волю. Он стал еще более непримиримым, сам предопределив решение раввината.
Теперь раввины совещались недолго. Участь Спинозы была предрешена. Он сам пожелал быть отлученным от церкви. Иного пути к тому, чтобы пресечь ересь, раввинат не видел. Отлучение, и только отлучение.
27 июля 1656 года в синагоге Бет-Яков прозвучали слова анафемы…
Он был одинок, как некогда Уриэль Дакоста. Отец умер за два года до того дня, когда раввины прокляли Баруха Спинозу. Весьма значительное наследство, оставленное отцом, Спиноза отдал сестрам. К чему ему были капиталы, если он не думал заниматься торговлей и коммерцией!
Он был очень непритязателен, вел скромную жизнь, и мирские блага не прельщали его. Ему надо было лишь иметь крышу над головой, место, где бы он мог работать, и пищу для поддержания сил. Потребности довольно умеренные. И он без сожаления расстался с наследством, почувствовав даже некоторое облегчение оттого, что освободился от нелегкой ноши, свалившейся на его плечи.
Но надо было жить, а деньги даром не даются. И Спиноза, имя которого навсегда вошло в историю философии, освоил профессию шлифовальщика оптических стекол. Труд шлифовальщика был нелегок, требовал очень тщательной и скрупулезной работы. Приходилось все время глотать стекольную пыль, которая оседала в легких. Но эта профессия давала ему средства для удовлетворения самых необходимых и очень скромных запросов.
Запасы его были в самом деле скромны. Простая пища, табак, одежда, которая приличествует шлифовальщику стекол, — вот и все, что требовалось ему. Спиноза мог быть богатым, но отказался от богатства, считая, что излишества лишь развращают людей.
Ему приходилось очень много работать: днем у шлифовального станка, обтачивая стекла и глотая стекольную пыль, а ночью над философскими проблемами, так как днем для этого не хватало времени.
Но Спиноза не сетовал на судьбу. Он всегда считал, что все великое создается трудом, тяжелым трудом, что в истинной науке нет легких путей, нет легких решений.
Однако к этим трудностям прибавились и другие. Совет раввинов не оставил Спинозу в покое. Раввины не могли смириться с тем, что дерзкий отступник с пренебрежением отнесся к отлучению. Они не могли смириться с тем, что он продолжает жить и здравствовать. Ведь так и каждый член общины может прийти к мысли, что отступничество от веры ничем не грозит, кроме публичного отлучения в синагоге. А надо было сделать так, чтобы пример Спинозы служил в назидание другим, чтобы каждый, прежде чем сделать неверный шаг, задумался бы о том, какие неприятности и лишения ожидают его в будущем.