— Запомнил.
— Доверяешь? Если нет, можешь отказаться.
Мазин дотронулся до грубо сложенной летней печки.
— Ночью мороз был, а у вас тут тепло.
— Папка топил. Что-то делал в сарае.
— Да… вот еще. Возьми, отдай отцу. Игорь Николаевич держал в руке гильзу.
— Это… та, да?
— Она. Передай в знак доверия. И возвращайся побыстрее!
Он проводил взглядом мальчика, побежавшего через поляну к речке, и направился в поселок.
— Игорь Николаевич!
Галя шла навстречу, ступая по непросохшей траве мокрыми синими кедами.
— Галочка, вы сегодня хорошо выглядите.
— Благодарю, товарищ подполковник!
— Вы решили обращаться со мной официально? А я — то мечтал побродить с вами по горам, поискать эдельвейсы.
Галя вынула увядший цветок из карманчика стеганой куртки.
— Пожалуйста. — Что это?
— Эдельвейс.
— Такой невзрачный?
— Я вам тоже невзрачной покажусь, когда присмотритесь. Поэтому попросите вашего друга, майора, отпустить меня домой. Мама заждалась. Я ж собиралась туда и обратно, а застряла.
— Возможно, вы ему понадобитесь.
— Зачем? Матвея ловить? — Вы уже знаете?
— А то! Говорят, из-за золота он рехнулся. Двух человек убить, это ж нужно! Психопат несчастный!
— Вы верите в эту историю?
— Так сбежал же он. Был бы не виноват, зачем бежать?
— Мысль ваша, Галочка, только кажется логичной.
— Что, не так?
— Не знаю. Много странного.
— Странное знаете что? Вот видишь человека, и в голову тебе не приходит, что видишь его в последний раз. Михаил Михайлович сказал: «Иду за лампой!» И не вернулся… Ужасно это! А вчера возвращаемся мы с Олегом, вечереет, снежок чуть срывается, Демьяныч навстречу. «Здравствуйте, — говорю, — дедушка! Куда собрались на ночь?» А он ласково так, уважительно: «Матвея иду проведать, подарочек есть для него». Сверток под мышкой держит. И пошел… Навсегда…
— Демьяныч направлялся к Филипенко? Что было в свертке?
Галя покачала головой:
— Я вам, Игорь Николаевич, про то, что в душе возникло, рассказываю, а вы сразу на служебный лад переворачиваете. Сухой вы человек. Потому и эдельвейс вам не понравился. Не знаю я, что в свертке было.
— Галочка, простите, что потерял в ваших глазах. Кажется, опять гроза собирается.
Он посмотрел на тучи, утрамбовавшиеся на этот раз не на пути в долину, а сбоку, в понижении между горами.
— Это не наша. Сюда не доберется. Над Красной выльется.
Они проходили мимо пруда. Вертолет стоял на лужайке, но в домике никого не было. На берегу на откосе маячила длинная фигура.
— Валерий осматривает место происшествия. Художник заметил Мазина с Галиной, побежал через луг.
— Доктор, постойте! Вы искали меня вчера?
— Доброе утро, Валерий! Я не доктор.
— Если я вам нужен…
— Теперь делом занялась милиция.
— Плевал я на формалистику! Если я вам нужен…
— Может быть, я вам нужен, Валерий?
— Черт с вами! Вы мне нужны! Всегда поворачиваете по-своему.
— Успокойтесь. Я хитрю. Вы мне тоже очень нужны, однако я в двусмысленном положении. Вторжение в сферу чужих полномочий…
— Не будьте служакой! — перебил художник. — Знаю, что вы не доктор, но как-то не представляю вас в мундире.
— Спасибо за признание. Что ж… Поговорить стоит. Подождите меня здесь, а? Я провожу Галочку и вернусь.
— Ладно…
Когда Мазин возвратился, Валерий стоял почти там же, только прислонился плечом к сосне.
— Заждались?
— Нет. Знал, что наврете. Нужна вам эта колдунья! Какую-то мысль преследовали.
— Была и мысль. Спросил кое-что у Глеба Перекинулся парой слов с майором. Но вашего пренебрежения к Гале разделить не могу. В хижину зайдем?
— Нет. Не хочу туда. Лучше на воздухе. Что вы хотели узнать?
— Боюсь, что теперь, после смерти Демьяныча, это не так значительно, чем то, что хочется рассказать вам.
— Мне не хочется. Я себя за шиворот тяну! Только не стройте глубокомысленную рожу, не надувайте щеки, не изображайте гениального сыщика, который все знает! Ни черта вы не знаете и не узнаете, если я вам не скажу. Но я скажу, потому что я идиот!
— Нельзя ли помягче, Валерий?
— Нельзя. Столько лет считать себя умником — и вдруг убедиться, что ты круглый дурак! Такие переходы мягко не даются.
— Что это вы ополчились на собственную порядочность? Зачем?
— Порядочность? Ха-ха-ха! Впрочем, так с дураками и обращаются. Примитивно! Голыми руками! Я разочарован, доктор. Нельзя меня так покупать! Я сам, понимаете, сам!
— Я сказал то, что думал, Валерий.
— Тем хуже. Хотя вы правы: дурак и порядочный — почти одно и то же. В моем случае особенно. Порядочный дурак! Незаурядный.
— Напрасно вы смешиваете эти понятия.
— А есть разница? Тонкие нюансы?
— Чтобы быть порядочным, требуется мужество.
— Как вы меня покупаете! — повторил Валерий. — Скажите еще, что любите меня, как родного, добра желаете!
— Зачем врать? Родных я люблю больше.
— И все же врете! Играете, как кошка с мышью, и ждете, ждете с вожделением, когда же сорвусь я, выболтаю. Признания добиваетесь.
— Признания мало, чтобы установить истину.
— Когда брешут. А если правда?
— В чем правда?
— В том, что не могу я, не могу вынести, чтобы вместо меня, за мою вину вы упрятали за решетку этого примитивнейшего дикаря, ничтожного живодера Филипенко!
— Он сбежал.
— Потому что идиот. Еще хуже меня. И с карабином наверняка. Пока вы его возьмете, половину перестреляет — и все ему! Вышка! Или как там у вас говорится?
Мазин не ответил.
— Молчите? Как удав, который ждет кролика? В одни ворота играете. Видите же, что у меня нервы сдали!
— Валерий, вы из тех людей, на которых после пьянки находят приступы покаяния и самобичевания. Я бы вам посоветовал опохмелиться. В хижине осталась бутылка.
— В хижину не пойду. И прекратите ложь! Ведь дрожите от нетерпения!
— От страха дрожу.
Художник широко раскрыл глаза.
— Боюсь, наплетете несуразного. Ну, лучше мне плетите, чем там, под протокол.
— Да прекратите ж вы под добряка работать! Глотайте кролика с потрохами, с ушками, с хвостиком пушистым. Пусть правда торжествует на земле. Пасечника гнусного я убил, а не Филипенко.
— Попробуйте доказать! — вздохнул Мазин.
— До-ка-зать? — Валерий сжал кулаки. — Не жирно ли будет, товарищ подполковник?
— Валерий, я не понимаю, чем вы возмущены. Вы что, оваций ждали, букетов? Чем вы хвастаетесь? Какими заслугами? Кровопролитием? Зря! Признанием? Тоже не подвиг, между прочим. Майор Волоков — работник отличный. Если вы виноваты, докопается. Так что признание вам одному нужно. Чтобы на снисхождение и смягчение рассчитывать.
На лице Валерия появилась гримаса.
— Как вы со мной заговорили! Как заговорили!.. Впрочем, ждал.
— Не ждали. Привыкли, что нянчатся с вами. Валерий напрягся.
— Гражданин подполковник! А что, если я побегу? Стрелять будете?
— Мой пистолет остался в служебном сейфе. Да он и не понадобится. Никуда вы не побежите. Некуда бежать! Поэтому рассказывайте, что у вас произошло с Демьянычем.
— Произошло! Дал ему по морде — и всё! Убивать не собирался.
— И он свалился в речку?
— Зачем в речку? На пол.
— Где вы его били?
— В хате. Не бил Один раз ударил.
— За что?
— Заработал. Затрещина ему причиталась — это факт. А вот больше…
— Тут вы не уверены? — Не уверен.
— По-вашему, убитый до берега сам добрался?
— Убитый? Смеетесь?..
— Кто смеется, Валерий? — Мазин перешел на «ты». — Одно из двух: либо ты убил старика — и тогда он не мог ходить по берегу, либо ты морочишь мне голову. Давай уточнять: что ты сделал после того, как ударил Демьяныча?
— Плюнул и ушел.
— И больше его не видел?