— Водку пить ходите?
Мазин принял мяч:
— На этот вопрос имею право не отвечать.
— По закону?
— По закону.
— А по-человечески?
— Это насчет водки?
— Нет. Про Борьку я.
— Про него скажите лучше вы.
Кравчук опять взялся за бороду.
— Бедолага. В детдоме рос. Нервный, правда. Но не он убил.
О детском доме Мазин не знал.
— Почему Стояновский попал в детский дом?
— Сирота. А может, и нет. Потерялся во время войны.
— Пытался отыскать родителей?
— Еще бы. Не нашел.
Что ж, кое-что удалось узнать и о Стояновском. Важны ли эти сведения — покажет будущее, а пока Мазина заинтересовал сам Кравчук.
— Все это может иметь значение, — сказал он. — Зайдите завтра, пожалуйста, к нам в Управление. Нужно записать ваши показания. Вы, кстати, надолго в город?
— Думали провести отпуск со Светланой. Квартиру привести в божеский вид. Но теперь лучше повременить. Дня через два поеду в Тригорск. И она следом. Там отдохнем.
«Тригорск? Дубинина?.. Или это случайное совпадение?»
— Есть где остановиться?
— Дикарями. Снимем комнату.
Мазин поднялся: «Для начала, пожалуй, хватит».
— Но к нам зайдите обязательно. Квартиру оставите на Семенистого?
— Не видал его еще. Посмотреть нужно.
— Не видели?
— Нет. Приехал — его нет.
«Вот он — второй ключ». Мазин с трудом сохранил невозмутимость.
— Разве Семенистый оставляет ключ у соседей?
— Нет. Свой у меня. Замок-то сам делал. Слесарничаю на досуге.
Мазин не стал расспрашивать о ключе. Ему сегодня и так повезло больше, чем можно было ожидать. Но оставался вопрос, который нужно было выяснить хотя бы отчасти.
— Почему вы задержались? Ведь телеграмму мы послали немедленно, как только обнаружили исчезновение вашего тестя.
— В Москве был. На конференции.
Это Мазин знал. На первую телеграмму ему ответили: «Кравчук действительно работает в Заозерном, но в настоящее время находится в Москве, на конференции геологов».
Потом сообщили: «Кравчук вернулся из Москвы пятнадцатого апреля. В командировочном удостоверении дата выезда из Москвы — четырнадцатого апреля».
Тогда Мазин запросил Москву…
— Ну ладно, Константин Акимович, простите, что нагрянул неожиданно. Это, между прочим, случайно получилось. Но удачно. Надеюсь, вы поможете прояснить нам кое-какие детали.
— Боюсь, что бесполезен. Ничего не знаю.
— Почему же? В отношении Стояновского вы проявили большую уверенность.
— С Борисом напутали. Ищите настоящего.
— Бывает, и мы ошибаемся. Спокойной ночи. До завтра.
— До завтра.
Перед тем как выйти, Мазин посмотрел в окно. Нет, Кравчук не мог видеть его из освещенной комнаты. И не мог он знать, что на запрос Мазина из Москвы ответили: «Установлено, что Кравчук отметил командировочное удостоверение четырнадцатым апреля, за два дня до окончания конференции, но четырнадцатого на конференции не присутствовал и в гостинице не ночевал».
VI
«Разыскивать женщину» Козельскому не пришлось. Букет белых цветов оказался последней его удачей. Ничего больше о Стояновском узнать не удавалось. Зачем остановился он в Береговом? Кому предназначался букет? Действовал Стояновский по заранее продуманному плану или под влиянием обстоятельств? Заезжал ли в Береговое после убийства? Все эти вопросы оставались пока без ответа. Так хорошо тянувшаяся цепочка фактов прервалась. Опыта у лейтенанта было поменьше, чем у Мазина, и он нервничал. Звонок начальника застал его в номере гостиницы.
— Вадим, это вы? — услыхал он в трубке голос Мазина.
— Я, Игорь Николаевич, слушаю вас…
— Удачно я вас разыскал. Как успехи?
— Неважные.
Козельский уже забыл, что собирался хвастаться.
— Ничего. Вместе разберемся. Выезжайте немедленно.
— Слушаюсь.
Вадим опустил трубку и достал из кармана пачку сигарет. Курил он редко, а при Мазине — никогда, но сейчас ему захотелось глотнуть дыму. С одной стороны, вызов открывал выход из тупика, в котором оказался лейтенант. Но в то же время по тону Мазина Вадим понял, что выяснилось нечто неожиданное и его работа в Береговом приобрела, видимо, второстепенное значение.
Последнее предположение было не совсем верным. Вешая трубку, Мазин думал: «После этой телеграммы поиски в Береговом или ничего не значат, и тогда Козельский нужнее здесь, на месте, или они приобретают решающий характер, и тогда мне следует взять их на себя».