— Римка! Дуй к нам!
Вдруг свернула туда, к моему ужасу. Поспевал за ней.
Она прямо подошла вдруг к самому страшному амбалу и с диким криком:
— Ты рамсы, я вижу, попутал! — резко ткнула ему кулаком в огромную носяру.
К моему удивлению, толпа встретила этот жест одобрительным гулом.
— Ну ты, Римка, даешь!
И амбал лишь жалко хлюпал носом, подтирая кровь. Более того, небольшая группа отделилась и решительно шла за ней. Впереди она, вдохновенно за ней — народ.
«Ну прямо “Свобода на баррикадах” Делакруа! Куда ж она их поведет?» — подумал я опасливо. Быть может, отстать?
Но тут она сама вдруг остановилась, обернулась и, вытянув руку вперед ладонью, остановила народ:
— Стоп! Не сейчас!
И «войско» ее разочарованно разбрелось. Куда же, интересно, они так вдохновенно шли?
— Мои люди! — довольная, объяснила она. — К нам в медпункт тут кто только не обращался! А с этими вечно что-нибудь!
Вошли в Балтийский вокзал. Куда-то поедем? Но оказалось, конечная точка. Над пустой уже платформой большой красный крест и табличка «Милиция».
— Не! — рукой махнула на красный крест. — Там теперь начальник — козел! Но у меня тут кореш есть!
И мы вошли в милицию.
Отгороженный прилавком (наверное, термин неточный), сидел рыжий веснушчатый лейтенант. С другой стороны стола — в упор освещенный лампой, совсем молодой пацан.
— Нашел кого изнасиловать! — укоризненно говорил дежурный.
— Так кто ж знал! — покаянно произнес подозреваемый… или уже не «подозреваемый»? Не берусь судить.
— Привет, Рома! — проговорила она — Пустишь?
Не прерывая воспитательной беседы, Рома положил на стойку крупный ключ. Она вопросительно глянула на меня. Я уверенно кивнул.
Мы двинулись по узкому коридору. Она с ходу открыла тяжелую дверь, и мы вошли в камеру. Синее почему-то освещение. Бр-р.
— Что? Не нравится? — удивилась она.
— Да нет. Ничего!
— Тогда давай ложись.
Выбор невелик: три дощатых шконки вдоль стен.
Я лег на правую, с наслаждением вытянув ноги. Римма легла напротив.
— Здесь — ни-ни! — строго сказала она.
— Понял.
Глубокий освежающий сон?
Но поначалу не вышло.
— К вам гость!
И Рома впустил «раскаявшегося»… или еще не совсем? Тот лег между нами, на среднюю шконку. Причем, что мне не понравилось, с Риммой голова к голове! Ну а если ногами к голове, тебе бы понравилось? Успокойся.
Она тут же безмятежно заснула, причем с улыбкой на устах. Залюбовался ею: ну чистый ангел!
Подозреваемый (верный ли термин?) тоже довольно быстро заснул. Ни в чем, видно, таком, чтобы совсем уж плохом, себя не подозревал. Не скажу, чтобы и я долго страдал. Мелькнула только одна странная мысль: одобрит ли Гуня этот сюжет?
Пробуждение, однако, было ужасным. Первый укор — как же я докатился сюда? И мучительный вопрос — почему-то Римма и подозреваемый поменялись местами: теперь она лежала со мной голова к голове — что между ними было? Или — между нами? Страдал. Но когда они оба сели, зевая и почесываясь, глядели друг на друга абсолютно равнодушно. Заскрипела тяжелая дверь.
— Рота, подъем! На выход! Э, а ты куда? — Рома остановил раскаявшегося подозреваемого, который, надо сказать, бурных сцен не устраивал и охотно лег досыпать.
Действительно, рановато. Мы вышли на площадь. Да, знобящий рассвет! Особенно с голодухи и недосыпа. Из какого это произведения: «Зевота трясла меня, как пса»?
На Обводном возле моста плавали утки — весь Обводный замерз, и лишь живительный ток канализации согревал затуманенную полынью. Утки ныряли.
— Никому я на фиг не нужна, — вздохнула Римма.
Впрочем, с той стороны площади ей уже махали ханыги.
— Почему же? Ты мне нужна. Ты — моя любимая! — Сам холодея от этих слов, произнес я.
— Правда?! — Она подняла глаза.
Бегство в Египет
Проснувшись, я увидел рядом гладкие черные волосы на тонком плече. Она почувствовала мое движение и, блаженно замычав, повернулась всем телом и обняла меня. «Кого, интересно, она обнимает?» — подумал я. Но когда голова к голове, то мысли, видимо, передаются. Щекой я почувствовал ее улыбку.
— Ты думаешь, я не знаю, кто ты? А я знаю! — Она еще крепче прижалась ко мне.
…Каждое утро мы прыгали из номера прямо в песок, сильно охладившийся за ночь, поэтому мы бежали к воде несколько косоного, не на полной ступне; особенно смешно это получалось у нее: она еще специально дурачилась!