Завтракали у моря — ярко-синее, мутно-малахитовое на далеких рифах. Денег, слава богу, хватало! Гонорары, переводы. Пенсия агромадная — за свирепый труд!
Уже в завтрак она «гоняла» свой телефончик. Чему-то усмехалась. Показывала иногда мне. Покойник на каталке и какой-то загадочный холм под простыней.
— Ты, что ли, снимала?
— Да нет, — отвечала. — В интернете висит.
Похоже, нам не хватало тем для бесед. Я-то мог разглагольствовать о чем угодно часами!.. Но вот она как-то не находила — о чем со мной. Иногда, явно волнуясь, собиралась что-то сказать и тут же вдруг осекалась:
— Не надо!
— Почему?
— Не понравится! — вздыхала она.
Берегла меня? А может, и правильно! Я не все люблю. И не всегда понимаю, почему такой «отбор» у нее?
Любовалась чем-то на экранчике… Отдергивала.
— Не! — усмехалась. — Тебе нельзя!
Что я — маленький мальчик? Да вроде нет. Считал себя циником. А тут — не дорос?
Долго, не вспоминая меня, гоняла картинки, потом, вспомнив, смотрела на картинку… потом на меня. И каждый раз говорила:
— Нет, — и гнала свое кино дальше.
Чем же я не гожусь для современности? Нестыковка культур? Там — только чрезвычайное. А что у меня? Пишу год. Год печатаю. Еще год жду одной рецензии, затем всю жизнь — писем читателей. А тут — щелк, и готово! Сокрушительный успех. Чего же им перековываться на нас?
Сжалилась наконец! Показала… Какая-то дикая мясорубка среди обломков вагонов!
— Что, это тоже из интернета?
— Да нет. Это на Балтийском у нас. Состав врезался в тот, что уже стоял. Нам пришлось разгребать…
— Это обязательно за завтраком надо?
— А вдруг, если вечером, ты не заснешь? — сказала лукаво.
— Да мы что-нибудь другое придумаем!
Старается меня развлекать, а я…
— Ну ладно. Показывай! — махнул я рукой. — Но что-нибудь полегче.
— М-м-м… Ну тогда вот это!
— Ф-фу! Ужас!
— А ты ворчун! Тебе не угодишь!
Хорошего от нее удавалось добиться лишь ночью, когда айфона не было у нее перед глазами.
Нечаянно выбить и раздавить? Но мне кажется, его могут заменить только чудовищные дозы наркотиков, а этого мне не осилить при всем моем сказочном богатстве. А ей — даже ей! — при всем ее чудовищном здоровье — не выдержать. Так что сохраним эту гадину.
Открылась новая форма извращений: «пи-пи».
Если она загорала в полном блаженстве, а лазурные волны, слабея на песке, ласкали ее прекрасные ступни, разнежась до предела, гладя мои грубые пальцы… Все равно — услышав «пи-пи», она радостно вздрагивала, отшвыривала мою страстную руку и торопливо шлепала ладошкой по покрывалу, ловя эту скользкую гадину.
Открывала свои дивные очи, читала на экранчике с блудливо-счастливой улыбкой, иногда даже, что означало у нее высшую радость, задирала свой нос снизу пальчиком. А порой вскидывала свои тонкие ручки вверх с айфончиком в кулаке:
— Уй!
— Чего там? — спрашивал я.
Отвечала вяло… разве передашь словами восторг?
— Н-н-ну… это просто Паша написал.
— ПАША?!
— Да нет… так… — Она вроде спохватывалась, что ее занесло. — Просто сообщил, что поставил новую зимнюю резину. И все!
— А разве сейчас зима? — Я озирал цветущие окрестности.
— Представь себе, да.
— А откуда ж такое радостное «Уй»?!
— Просто… — начинала импровизировать, — …я просто радуюсь всему — что тут море, солнце…Что мы лежим тут с тобой!
— Понятно. А там — зимняя резина.
— Ты все извращаешь!
— А можно, я проглочу твой айфон?
— Ну тогда мне придется лезть тебе в глотку! — засмеялась она.
Как хорошо, лежа на пляже, когда тебя овевает соленым ветерком, сладострастно вытянуться — так, чтобы затрепетали даже пальцы ног.
И тут снова «пи-пи». В этот раз она прочла что-то неприятное.
— Чего там?
— Неважно! — сухо ответила она.
Целая жизнь у нее там, со множеством оттенков, недоступных мне! Я явно проигрывал ее виртуальным абонентам, мне доставались лишь остатки ее чувственности.
— Я ревную к твоему аппаратику. Мне кажется, там все гораздо острее, — высказался я.
— А чего ревновать-то? Это же айфон.
— А мне кажется, он сильней.
— Извини! — теребила мне ухо. — Дурное воспитание.
И так мы проводили все дни… А вы говорите — «купаться»!
— …Что это?! — вскричал я.
Показала мне в аппаратике своем (это центр нашей жизни теперь) одну «фотосессию»… Но я, видимо, был не готов.