— Ну что? Оплатил я?
Но Гуню я не узнал. Глаза его были закрыты черной полоской, как делают это в порнографических фильмах, скрывая глаза… вернее, делали раньше. А сейчас что? А! Это же он снимает… с целью сбора информации и торжества правды! Телефончик закрывает глаза. На вопрос мой он не ответил.
Я вышел в холл. Огляделся. Сел. Все вроде на месте. Только листва на деревьях в кадках почему-то синяя. Но это детали.
— Ну как ты? — из мглы ко мне кинулась Римма.
— А где ты была?
— Да тут… в другом зале.
— Выступление мое, значит, не слышала?
— Извини. Занята была. Там главное сейчас! — указала куда-то.
— А.
— Ну как ты?
— А что?
— Но ты же… — показала на мою голову.
— А. А откуда ты знаешь?
— Да в ю-тубе уже висит.
— Так быстро?
— Так давно уже!
Неужели даже раньше, чем я упал? Техника может!
— Тысячи лайков уже! — воскликнула Римма. — Обошло все события конгресса! Вот так!
Радостно кудри мне растрепала… Больновато все-таки было!
— А кто ж это вывесил меня?
— А ты еще сомневаешься? Гуня! Кто же еще? Твой друг наилепший!
Явно ревновала к нему меня. Точнее, голову мою.
— Как? Не кружится?
— Нет!
И тут вдруг появился ликующий Гуня:
— Ну молоток! Молоток!
Молоток для такого дела могли бы и покрепче найти.
— Молодчина! — За плечи меня тряс. Как показалось мне, лучше бы не надо…
— Так ты считаешь, — я поднял на Гуню взгляд, — что я вбил наконец «свой гвоздь»?
— Несомненно! — воскликнул он. — Погиб!.. То есть, извини, пострадал за свою идею! Что может быть краше? И все видели это! Лучшие люди! И все зафиксировано.
— И что? — В восторг его я как-то не въезжал.
— Тогда извини! — Он даже обиделся.
Они переглянулись вдруг с Риммой. И она еле заметно кивнула. Решили за меня, несмышленыша, что-то? На моей почве сошлись?
— У НАС к тебе предложение! — решительно выдохнув, произнес он. — Давай момент этот, — он указал на мою голову, — моментом твоей смерти считать?
— Зачем это? — с ужасом произнес я.
— А вот так! — заговорил он весело. — Поставим в твое электронное досье! Застолбим!
— Ну как-то это… — неуверенно забормотал я. И без этого голова шла кругом.
— Подумай же, наконец! — заговорил он. Давно я не видел его таким вдохновенным. — Уверен, ты проживешь еще… много лет, в чем я совершенно не сомневаюсь. Еще… наломаешь дров! — Прозвучало бодро-фальшиво. — Но миг прощания, пойми, все равно настанет!
— Не спорю. Ну?
— И какой бы он ни был, пойми, ни за что уже не будет таким… как сегодня!
— Как сегодня?
— Ну да! Лучшие люди твоего времени были тут! И Сергей Иванович, и Руслан Тимофеич. И Ирина Николаевна! И Ольга Ильинична! И Наталья Борисовна! И Елена Данииловна! И Игорь Леонидович! И Галина Михайловна! И Александр Абрамыч! И Евгений Анатольич! И все — причем абсолютно искренне любя тебя в этот момент — воскликнули: «Ах»! Ты думаешь, соберешь их — тогда? Да ни в коем разе! А тут!..
— Соглашайся, милый! — воскликнула она. — Конечно, ты можешь еще жить! Но просто финиш твой… будет красивым. И он уже есть!
— Заманчиво, конечно, — пробормотал я. — Вот так вот! Пойдешь куда с бабой… а придешь — упырем!
— Таким ты мне нравишься даже больше! — захохотала она.
Прощальный как раз бал вылился в чествование. Подходили старые друзья — вся жизнь промелькнула среди них. Чокались со значением. Слух распространился уже? Многие говорили как раз то, что всю жизнь хотели бы сказать мне, но повода не было! Повезло мне, что я мог еще это услышать, — неплохо устроился! Гуня прав.
И определеннее всех он, разумеется, выступил:
— Ты прожил великолепную жизнь! И вот, в доказательство тому, эту флешку тебе дарю! С отражением событий. Включая последнее!
Зал зааплодировал. Последнее слово мне не понравилось, но согласился же сам!
И под аплодисменты Гуня повесил на шею мне флешку с веревочкой. Как колокольчик корове, чтобы не потерялась. Или — как ладанку. С мощами, что интересно, меня самого.
С шайкой молодых веселых шакалов она подошла. Живое не вдохновляет их: слабее пахнет. Но раз они подошли, значит, учуяли информационный повод, просто так не идут. Читал их. Производят неизлечимое впечатление.