А наутро, слегка взъерошенные, со слегка взъерошенным багажом, мы прикатили сюда, в Российский центр науки и культуры, где благосклонно согласились нас приютить. Старинная улица Босье подле Триумфальной арки, старинный дом, тяжелые деревянные ворота. Общага, правда, во дворе и внизу. Окна — пониже тротуара. Выходят в такой… вроде ров. «Нормалек!», как скажет один наш французский друг.
Зато все есть по хозяйству! Но она как-то на все это не обратила внимания, ей сразу потребовался вай-фай!
— Не знаю я никакого Вай Фая! — сказал я. — Китаец, что ли?
Усмехнулась уже довольно холодно, уставившись в ноутбук.
— Ага… Есть! — проговорила она. И клавиши ноутбука застучали.
А отметить? Налить?
— Ну смотри, что они написали!
— Кто «они»?
— Ну, я не знаю? Смотри!
— А налить?
— Погоди! Вот тут я вывесила твою фотку — ты, нечастный, с кульком под головой, лежишь на скамейке. Наша ночевка на пересадке в Мюнхене.
— Помню! Но ведь мы здесь. Наливай!
— Нет, погоди! Я просто подписала: «Ночевка на пути в Париж. Эконом-рейс». И знаешь, что они написали? «Таким — лучше пешком!»
Что, уже настало время меня чморить?
— Но зачем ты все это вывешиваешь?
— Нужны же какие-то доказательства, что все — было?
— А так — нет? — обнял ее. — Ну, давай распаковываться! Нас ждут уже!
— Ладно! — хладнокровно произнесла она, захлопывая ноутбук. — Поехали. Кто там нас ждет?
— Нас ждет не более не менее, — заговорил я, — как сам Дери Нога собственный персоной! Знаменитый лингвист-анархист!
— По-моему, его как-то иначе зовут? — сказала она, стремительно раздеваясь-одеваясь.
— Да, иначе! Но я переиначил его ради тебя, чтобы запомнила ты, любимая! Хочет подарить нам Париж!
— А мы что, разве его не видели? — поинтересовалась она, расчесывая свои роскошные волосы — именно на фоне их изобилия она и выглядела столь изящной. Любовался ею.
— В том-то и дело, что нет! Нам предстоит сейчас огромное счастье — увидеть настоящий Париж!
— О да, да! — воскликнула она, имитируя экстаз.
И — бурная страсть нашего французского друга. А как иначе можно этот город воспринимать?
— Вот — Дантон! Наш французский Дзержинский! Ха-ха! Следуем дальше! Сегодня я покажу вам только Сен-Жермен-де-Пре! Это варварство — уделять ему не весь день!
— Согласен! — сказал я, сжимая ей локоть.
Ее явно «не торкало». Ну сверхузкие улочки. Ну есть такая на Васильевском — улица Репина.
— А вот старые, еще доосмановские дома! — восклицал наш друг. Узкие, невзрачные. Османовские, выстроенные в его блистательную эпоху, создавшую настоящий Париж, конечно, пышней.
— Вы поняли, да? — восхищенно - требовательно говорил друг, — вы видите их особенность? Они наклонены! Верхние этажи нависают! Вы видите, да?
Мы кивнули… хотя особенного наклона не наблюдалось.
— Потому что иначе нельзя было поднять мебель в дом! Только через окна! Лестницы в этих домах крайне узки! Идем дальше. Стоим. Вы видите эти чугунные мрачные крюки, под самой крышей? Знаете зачем?
— Чтобы удобней повеситься! — Римма захохотала.
— Нет! — победно-весело стрельнул выпуклым взглядом наш друг. — С помощью этого крюка и затаскивали мебель в окна! Ха-ха! — Он слегка подпрыгнул.
Он показал солдату спецпропуск, и мы вошли в здание Академии под огромным куполом, где раньше, признаюсь, я не бывал. По старинным треснувшим плитам, мимо пожелтевших скульптур, мы прошли Академию насквозь и вышли на набережную.
— Пожалуйста! Сена! Остров Сите. Нотр-Дам. Ха-ха!
Просто как фокусник, доставший зайца из шляпы.
Да-а! Я вдыхал этот вид, один из самых моих любимых.
Острый, но на конце закругленный край острова Сите со старинной поникшей ивой, уж столько веков омываемый Сеной! Зеленоватый от времени конный Анри Четвертый…
— Маленькая площадь в самом конце — забыл, как она называется?
— Она называется, в переводе, площадь Кавалера, или, по-вашему, бабника! — подмигнул он (большой знаток русского современного). — На этом я вас покидаю! Скоро увидимся, так?
— Спасибо огромное! — Я тряс ему руку.
— …Спасибо! — своим глухим, гортанным голосом проговорила она, повернувшись к нему с некоторым опозданием. — Подождите! Сфотографируемся!
Мы встали в ряд на фоне длинного ряда барж, Римма кокетливо выпятила губки. Запрокинула на нас свой аппаратик и щелкнула. И мы остались одни.