Посмотрел в мою сторону и хихикнул. Представь себе двадцать тонн хихикающего динамонианина! Миррик игриво щелкнул клыками, подкатился ко мне, сгреб в охапку своими ручищами и закружил на месте. Это действие так понравилось ему, что он начал топать ногами от удовольствия. Задрожала земля.
– Привет, Томмо, как дела малыш? – Миррик подмигнул, дыша прямо мне в лицо. – Милый старина Томмо-моммо! Давай станцуем, малыш!
– Миррик, ты набрался, – констатировал я.
– Н-нонсенс-с. – Он игриво ткнул меня клыком под ребра. – Давай танцевать.
Я отпрыгнул назад.
– Где ты нашел цветы, убоище?
– Ник-каких цветов. Я просто счастлив!
Все его рыло светилось золотом от цветочной пыльцы. Я нахмурился и попытался его очистить. Миррик снова хихикнул. Я вспылил:
– Стой и не двигайся, пчела-переросток! Если доктор Хорккк застанет тебя в таком виде, он поджарит тебя на вертеле.
Миррик хотел зайти в лабораторию и поспорить с Пилазинулом о философии. К счастью, мне удалось отговорить его. Потом пошел очередной дождь, и Миррик слегка протрезвел. Не очень, но все же достаточно, чтобы сообразить, какие неприятности ему грозят, если кто-нибудь из боссов увидит его пьяным.
– Слышь, Том-м-м, погуляй со мной, пока я не прибреду в с-себя, попросил он, и я таскался с ним по холмам, обсуждая эволюцию религиозного мистицизма, пока у него не прояснилось в голове.
Когда мы вернулись в лагерь, он печально вздохнул:
– Я скорблю о своих слабостях, Том. Ты наставил меня на верный путь, и я больше не пойду по цветочной аллее.
На следующий день он опять налакался.
Я был в лаборатории – чистил и рассортировывал последнюю свежевыкопанную порцию поломанных трубок с надписями и щербатых белых медалей, когда снаружи раздался громкий рев, будто кто-то кричал в космический громкоговоритель:
Над чашей вина пламенеет весна, и тают покровы угрюмого сна.
А Времени-птице л-лететь недалеко -
Уж-же и крыло распахнула она.
– Это рубаи! – воскликнула восхищенная Яна.
– Это Миррик, – прошипел я.
Доктор Хорккк недоуменно высунулся из-за дисплея своего компьютера, доктор Шейн нахмурился, 408б пробормотал под нос что-то крайне неодобрительное.
А Миррик продолжал:
Что мне блаженство райское потом!
Прошу сейчас – наличными, вином!
В кредит не верю. И на что мне слава -
Над самым ухом барабанный гром?
Мы с Яной вылетели из лаборатории и обнаружили тушу Миррика прямо перед зданием. Из-за его ушей торчало жалкое подобие пиршественного венка – смятые подснежники. Вся морда была золотой от пыльцы. Он грустно поглядел на меня, словно трезвый Миррик на мгновение высунулся из-за пьяной маски, потом помотал своей огромной башкой, хихикнул и продолжил:
Любовь моя, чашу наполни, пусть сегодня поет, звеня, О всех сожалениях прошлого и страхе грядущего дня.
Ведь завтра, быть может, меня навсегда отнимут, Семь тысяч Вчера навсегда обнимут меня.
– Завтра ты можешь оказаться только на пути домой, пьяный олух, резко сказал я.
– Во имя памяти Омара, Миррик, убирайся отсюда! Если доктор Хорккк заметит тебя…
Но было уже поздно.
Ночью у Миррика состоялась долгая и серьезная беседа с нашими боссами. Они боятся, что однажды он наглотается до потери сознания и развалит к дьяволу лагерь. Пьяный динамонианин примерно столь же безопасен, как космический корабль, потерявший управление. И если Миррик не в силах отказаться от своих подснежников, ему придется покинуть планету.
Сердобольный 408б предложил другое решение – приковывать Миррика к чему-нибудь прочному, как только тот закончит дневную работу. Славный 408б всегда старается найти самое гуманное решение.
Мы все пытаемся покрывать Миррика, когда он приходит в лагерь под мухой. Гуляем с ним, пока он не протрезвеет, отгоняем от домиков, если он порывается зайти, и вообще всячески защищаем его от себя самого. Но нам не удается никого обмануть. Доктор Шейн и доктор Хорккк всерьез озабочены таким поворотом событий. А когда эти двое сходятся во мнениях – жди неприятностей.
Представляешь, сестренка, Лерой Чанг считает, что у меня с Яной роман. Удивительно забавно.
Я признаю, что однажды ночью мы долго гуляли вместе. И несколько раз после этого ходили гулять днем. Что поделаешь, мне нравится общество Яны.
Она единственная женщина в нашей экспедиции, если не считать Келли Вотчмен, а ее я считать отказываюсь! К тому же, здесь нет моих сверстников, кроме нее и Стин Стин (а Стин Стин – полено и совершенно меня не интересует). Итак, Яна – молодая привлекательная девушка (а Келли Вотчмен девяностолетний андроид), и у меня с ней куда больше общего, чем, скажем, со стариной 408б или высокоученым доктором Хорккком. Вот почему я и стремлюсь проводить время в ее обществе.
Наш донжуан, естественно, пытался обольстить Яну, но ничего не добился. Она считает его старым развратником и говорит, что от его взгляда у нее мурашки по коже бегают. И поскольку принять это как причину своего поражения Лерой не может, он придумал себе другую, поприличнее, убедив себя, что, так как я моложе, выше и существенно глупее его, мне удалось покорить только что вышедшую из подросткового возраста девочку Яну.
Свою неприязнь ко мне он выражает весьма оригинально: подстерегает меня где-нибудь на углу, тычет пальцем в ребра, ухмыляется и шепчет:
– Наверное, неплохо провели ночку вдвоем? Спорю, вам было чертовски жарко. Ты ведь настоящий художник этого дела, да, сынок?
– Заройся в песок, Лерой, – добродушно отвечаю я. – У нас с Яной разные орбиты.
– Завидую твоей способности лгать и не краснеть. Но меня не проведешь. Когда ты приводишь девочку назад, у нее такой довольный и возбужденный вид, что опытному человеку вроде меня сразу становится ясно, чем вы там занимались.
– Как правило, мы обсуждаем находки дня.
– Ну конечно же! Конечно. Что ж еще. – Он переходит на почти неслышный шепот. – Послушай, Томми, я вовсе не осуждаю тебя, потому что ты развлекаешься как можешь, но имей совесть. В этой экспедиции кроме тебя есть и другие мужчины, а женщин явная нехватка. – Он гнусно подмигивает. – Ты не будешь возражать, если я тоже разочек приглашу Яну на ночную прогулку?
Ну и как тебе это нравится? Твой братишка Том Райс – подлый монополист и эксплуататор женщины. Ты можешь в это поверить? И нет ни одного тактичного способа объяснить ему, что в отношениях с Яной пусть ищет дурака в зеркале. Если бы он не был столь агрессивен, жаден, груб и тороплив, если бы дикое желание не проступало столь ясно на его морде, Яна, наверное, отнеслась бы к нему более благосклонно. И уже во всяком случае, не я счастливый владелец ключей к ее сердцу. Что бы там ни думал Лерой, мы с Яной относимся друг к другу, как брат и сестра.
Ну… примерно так. Более или менее.
Она по-прежнему увивается около Саула Шахмуна. Сестренка, я краснею, мне стыдно признаться, что на наших совместных прогулках Яна больше всего говорит о том, какой Саул замечательный и как ужасно, что он не желает ее замечать. Она восхищается ясностью и четкостью его мышления, аккуратностью, восточной красотой, холодной, замкнутой манерой поведения и прочими добродетелями. Она проклинает его странную увлеченность филателией, которая поглощает Саула целиком, не оставляя в его душе места для любви. И просит у меня совета, как завоевать его сердце. Честное слово!
А Лерой Чанг все еще утверждает, что мы с Яной устраиваем ночные оргии за отвалом.
Может быть, я и попробую поухаживать за ней в следующий раз, когда мы пойдем на прогулку. Понимаешь, Лерой своими ухмылками и гнусными инсинуациями уже посадил на наши репутации несмываемое пятно. Так что мне терять? Яна действительно очень привлекательна. А я не давал обета целомудрия на время этой экспедиции. И, кроме того, мне до смерти надоело слушать панегирики филателисту Саулу Шахмуну.