Доктор Хорккк попал бы в нашу экспедицию и без расовой квоты – никому в голову бы не пришло копать поселение Высших без него. А вот Стин Стин другое дело. Тут причина именно в расовой принадлежности. Стин каламорианин, весьма воинственное существо, впрочем, они все такие, бывают и похуже. Он-она в прошлом окончило Каламорианский университет и, похоже, это заведение еще хуже, чем утверждают слухи, ибо его выпускник совершенно безграмотен. После пятиминутного разговора со Стин (ом?) мне стало ясно, что оно знает о теории археологии столько же, сколько я о нейтрино. А я ничего не знаю о нейтрино и даже не уверен, что смогу правильно написать это слово без посторонней помощи. Но я – то не пытаюсь внушить кому-либо, что я физик, а Стин утверждает, что оно – аспирант-археолог. Думаю, Лори, ты понимаешь, как оно свалилось на наши головы. Каламориане вечно кричат о своем статусе и угрожают войной всем, кто под руку попадется, требуя, чтобы все вокруг уважали их и преклонялись перед их интеллектуальными достижениями. Вот нам и навязали Стина, чтобы хоть как-то охладить пыл его-ее соотечественников.
Но, надо отдать Стину должное, выглядит оно замечательно. Стройное и грациозное, со сверкающей изумрудной кожей и длинными сдвоенными щупальцами, оно движется легко и стремительно, словно танцует. Очень приятно смотреть. Никто не восхищается Стином больше самого Стина, но, по-моему, это простительно: каламориане – гермафродиты, а имея два пола на одно тело, с ума можно сойти, если не любить себя. Но Стин туп как пробка, он для нас только бесполезный груз, и я предпочел бы обойтись без его общества.
Третий наш юный археолог – опять у меня путаница с грамматикой! – не представляет собой ничего особенного. Блондинка, зовут Яна Мортенсен, диплом бакалавра Стокгольмского университета, неплохая фигура и множество больших, молочно-белых, сверкающих зубов. Дружелюбна и не очень умна. Ее папочка – мелкий босс в Галактическом Центре. Видимо, поэтому Яну и включили в экспедицию – эти дипломаты, эти интриги… Я мало с ней общался, ибо девочке сразу же приглянулся Саул Шахмун, наш специалист по хронологии.
А вот Саул не проявляет к ней ни малейшего интереса, впрочем, это ее проблемы. Не думаю, чтобы девушки вообще хоть как-то занимали его. Саулу около сорока, он из Бейрута, последние пять-шесть лет работал на Фентноре-5, на Венере. Маленький, смуглый, энергичный, холостой, судя по слухам, хороший, хотя не очень-то инициативный работник. Главная страсть его жизни – собирание марок. Он вызывал всех нас и показывал коллекцию, которую всегда возит с собой. Его каюта до потолка завалена альбомами, сотнями альбомов. Самый старый изготовлен в девятнадцатом веке.
Помнишь, как мы отклеивали марки с отцовских конвертов? У Саула есть экземпляры, о которых мы могли тогда только мечтать: пятикредитовый «Марсопорт» с ультрафиолетовым штампом, сувенирные листы марок Луна-Сити с зубчиками и без, серия, выпущенная в честь коронации Генриха XII, – все.
Даже завидно. А еще галактические марки или их аналоги с пятидесяти, а то и более, планет.
Яна торчит у него почти безвылазно, слушает лекции о почтовой системе на Бетельгейзе-5 или где-нибудь еще, помогает извлекать денебианские марки из того, что на Денебе называют конвертами, а Саул поет себе о штампованных и нештампованных сокровищах и категорически отказывается понимать намеки. Бедная Яна!
Теперь переходим к Лерою Чангу. Профессор палеоархеологии из Гарварда, очень интересуется Яной, Келли, женщинами вообще и всем, что хотя бы отдаленно напоминает женщину. Думаю, он вполне способен покуситься на честь Стин Стин (а?). Или Миррика.
Лерой утверждает, что он китаец. Преувеличивает. За последние триста лет на Земле все так перемешалось, что не разберешь, кто есть кто.
Возможно, в моих жилах течет больше китайской крови, чем у Лероя. Он рыжий, очень загорелый, с глубоким сильным голосом и очень выразительными глазами. Наверняка пользовался бы огромным успехом у женщин, если бы не демонстрировал всем своим видом едва сдерживаемое желание. Я думал, что это возрастная болезнь подростков, но Лерою-то уже за сорок. Профессионал он неважный, по крайней мере, мне так кажется. Не представляю, зачем столько балласта на одну экспедицию.
Зато наш Номер Первый – суперархеолог и объект тихой зависти любого аспиранта. Доктор Милтон Шейн из Марсопортского университета. Если помнишь, это он откопал развалины базы Высших недалеко от Большого Сырта.
Он первый в Галактике палеоархеолог, первый ученый, столкнувшийся с объектами, чей возраст переваливает за миллиард лет, и, вдобавок, создатель единственной теории, которая эти находки хоть как-то объясняет.
Доктор Шейн великолепен, хотя в беседе на профессиональные темы способен внушить благоговейный страх специалистам и посерьезнее меня. Жуткая личность. Почти никогда не ошибается. А так – очень милый старичок, воплощенная любезность, за исключением тех случаев, когда в нем пробуждается профессиональная ревность. Он на дух не переносит доктора Хорккка, который жизнерадостно отвечает ему тем же. Причиной тому, полагаю, мировая слава обоих. Они сходятся лишь в одном – в ненависти к нашему третьему светилу, Пилазинулу с Шиламака, специалисту по интуитивному анализу, сразу выдающему все, что ему приходит в голову. С очень неплохим результатом.
Знаешь, у жителей Шиламака есть маленький бзик: в течение всей жизни они медленно – орган за органом, конечность за конечностью – превращают себя в механизм. В молодости они выглядят точь-в-точь, как обычные гуманоиды: две руки, две ноги, одна голова и так далее. Насколько мне известно, у них другая система суставов, больше пальцев на руках, меньше на ногах, наверное, есть и другие отличия. Но, взрослея, шиламакиане постепенно изменяют базовую модель. Шиламакианин считает себя полным ничтожеством, если к окончанию школы – или чего там? – не носит в себе какого-нибудь железа. Ритуал посвящения во взрослые, как мне кажется. Вот так и идут они по жизни, теряя части тела и заменяя их блестящими металлическими штучками. Чем меньше плоти и крови, тем выше статус.
Пилазинул находится на самом верху лестницы, его престиж огромен, и он процентов на девяносто состоит из всякой механики. От прежнего организма остался только мозг. Новое сердце, новые легкие, новый пищеварительный тракт, электронная эндокринная система, куда ни ткни попадешь в железо. Ходячая, говорящая машина, в которой иногда проглядывает что-нибудь живое и теплое.
Профессор тратит очень много времени на смазывание и полирование собственной персоны. Он боится, что в его многочисленные механизмы попадет пыль. На его месте я бы тоже боялся. Когда профессор нервничает или погружается в раздумья, он имеет милую привычку отстегивать руку, ногу или еще что-нибудь и вертеть это в оставшихся конечностях. Вчера вечером в салоне он играл в многомерные шахматы с доктором Хорккком и в самую критическую минуту отсоединил обе ноги, левый слуховой рецептор и правое плечо. На полу валялась целая груда разнообразных деталей. Доктор Хорккк как раз сделал Пилазинулу двойной шах, сбоку ему угрожала летящая ладья, и, вообще, положение было крайне неприятным. Но Пилазинул вывернулся: поднял в воздух заднего слона, превратил двух пешек в коней, перешел в одну из самых блестящих контратак, какие я когда-либо видел, и свел партию вничью. Пилазинул, он такой, холодный, сухой, больше машина, чем человек, но палец ему в рот не клади. И в угол его загонять тоже не советую.
Последний член нашей маленькой компании сумасшедших – 408б с 1.
Извини, я не издеваюсь, просто его, или ее, или это так зовут. Оно с Беллатрикса-15, а там у всех вместо имен номера. «408б» – это индекс семейства и личности, а 1 – обозначение планеты. Они пронумеровали всю Вселенную и, конечно же, их собственный мир значится в списке под номером первым. Старина 408б такой себе желтоватый vidj, грубая пародия на осьминога: мешковатое тело, пять ног (если это можно так назвать), пять хватательных щупалец, рот, здорово напоминающий клюв попугая. По профессии оно палеотехнолог, ему известна всякая всячина про машины Высших, но делиться знаниями с коллегами оно отказывается наотрез. В отличие от всех нас оно не испытывает особых симпатий к соединению кислорода и азота, хотя дышит им без особого вреда для себя. Каждый день оно проводит три часа в дыхательном кабинете и наслаждается чистым, освежающим углекислым газом.