Темные мысли на темной планете под темной звездой.
Доктора Шейна, похоже, одолевают такие же сомнения. Еще бы – эта дикая охота совершенно не в его характере. Он разваливается на глазах. Мы все слегка обеспокоены его состоянием. Вчера он разъярился и размазал по стенке Стин Стин – нет, действительно, он ему чуть щупальца не поотрывал за то, что это полено еловое случайно нажало не на ту клавишу, пустило в компьютер два потока информации одновременно и погубило несколько часов тяжелой работы. Доктор Шейн говорил такое, что все были просто шокированы, особенно, когда он прошипел:
– Будь на то моя воля, вы бы в жизни не попали в эту экспедицию! Вас навязали мне, чтобы продемонстрировать расовую терпимость землян!
Стин Стин перенесло этот кошмар удивительно стойко. Его-ее щупальца слегка дрогнули, боковые складки мантии встали дыбом, и я уже ждал воинственной речи, обвиняющей доктора Шейна в омерзительном шовинизме.
Ничего подобного. Как выяснилось позже, этим утром Стин Стин обсуждало с Мирриком основные положения христианства. А вечером я только рот открыл, когда оно сказало:
– Я прощаю вас, доктор Шейн. Вы явно не отдаете себе отчета в том, что говорите.
Маленькая глупая интерлюдия. Но очень неприятно видеть, как милый, добрый доктор Шейн срывается из-за такого пустяка. Наверное, он очень волнуется. Совсем, как я.
Как ты, наверное, знаешь, я успел прославиться на весь мир своим тактом и ненавязчивостью. Итак, поварив несколько дней в голове замечание Яны обо мне и Келли, я выработал гениальный план разговора на эту тему.
Мы снова отправились вдвоем зажигать сигнальную ракету. По расписанию со мной должен был идти старина 408б, но я поговорил с Пилазинулом, и он устроил так, что Яне пришлось заменить уважаемого коллегу с Беллатрикса.
Когда мы выбрались из воздушного шлюза на ледяное плато, я сказал:
– Что ты имела в виду, когда говорила обо мне и Келли?
Во какой я мастер окольных подходов!
Шлем Яны полностью скрывал ее лицо. Голос в моих наушниках был невыразительным.
– Ты о чем?
– На прошлой неделе. Ты спросила меня, не хочу ли я пойти вместе с Келли.
– Мне кажется, ты предпочитаешь ее общество моему.
– Это не так, Яна! Клянусь тебе…
– Дай ракету.
– Черт, Яна, у тебя просто разыгралось воображение! Келли – всего лишь андроид, неужели не ясно? Как ты могла подумать, что возможны…
– Кто будет запускать, ты или я?
Я нажал кнопку.
– Пожалуйста, ответь мне, Яна. Почему ты думаешь, что я и Келли…
Что Келли и я…
– Мне не хочется обсуждать эту тему.
Она отошла в сторону, повернулась ко мне спиной и уставилась на черное солнце, неуклюже изображая внезапно пробудившийся интерес к астрономии.
– Яна?
– Я изучаю солнечный феномен.
– Почему ты не обращаешь на меня внимания?
– Не надоедай мне.
– Яна, я пытаюсь объяснить, что у тебя нет поводов для ревности.
Ревновать должен я, ведь ты на долгие часы запиралась в каюте с филателистом Саулом Шахмуном. Если ты влюблена в Саула, так и скажи, я мешать не стану. Но если ты устраиваешь все это только для того, чтобы отплатить мне той же монетой за воображаемый роман с Келли, тогда…
– Я уже сказала, что не хочу об этом говорить.
Иногда женщины могут быть такими занудами! Ты не в счет, сестренка. А больше всего не люблю, когда начинают устраивать из беседы драму второй свежести, вставая в позу и разыгрывая уж-жасающе страстные любовные сцены из последней попавшейся им на глаза мыльной оперы. Слова Яны вовсе не отражали ее чувств ко мне, она просто играла роль холодной разочарованной героини.
С огнем следует бороться огнем. Старая земная поговорка. Я ведь тоже могу играть роль (специально для этого случая написана) пылкого импульсивного героя. Подбежать к упрямой девчонке, схватить ее обеими руками и растопить неразумную, болезненную холодность в страстных объятиях. Я ни на йоту не отступал от сценария. И впилился своим шлемом в ее.
Мы уставились друг на друга через десять сантиметров стекла и воздуха. Сначала Яна удивилась, потом улыбнулась. Она помотала головой из стороны в сторону, я ответил тем же. Старинный эскимосский знак привязанности – потирание носами. Она отступила, соскребла с камня немного инея, размазала его по стеклу моего шлема. Я слепил снежок и запустил в нее. Она поймала его и кинула обратно.
Следующие десять минут мы возились на льду. Нельзя сказать, что большие, жесткие скафандры придавали грациозность нашим движениям. Все это слегка напоминало па-де-де в исполнении солистов динамонианского балета.
Наконец мы рухнули наземь, задыхаясь и хохоча.
– Идиот! – фыркнула она.
– На себя посмотри.
– Придурок.
– Взаимно. Вплоть до олигофрении.
– Что у тебя было с Келли?
– Ни черта. Только разговоры. Я попался ей в тот вечер на дороге – ее преследовал известный тебе Лерой Чанг, и она нуждалась в защите. Она довольно интересная х-м… девушка. Но между нами ничего не было.
– Клянешься?
– Клянусь. Теперь переходим к тебе и Саулу…
– Ой, это ерунда! – воскликнула Яна. – Какой-то доисторический тип.
– Ну конечно, именно поэтому ты практически жила с ним последние две недели.
– Я узнала много интересного о филателии, – спокойно объяснила Яна.
– Несомненно, – сказал я. – Находясь с красивой девушкой в запертой каюте, он только и делал, что показывал ей нештампованные марсианские марки.
– Именно так оно и было.
– Да уж, готов держать пари.
– Честное слово, Том! Он ко мне даже пальцем не притронулся. Он просто боится женщин. Я намекала ему, предоставляла все возможности.
Ничего. Ноль внимания.
– Тогда зачем было так яростно преследовать его? – спросил я. – Хотелось получить еще одну голову для коллекции?
– Сначала мне было просто интересно. Понимаешь, зрелый мужчина, смуглый, красивый, романтического вида. Это было еще до того, как я заметила тебя. Я тогда в него здорово врезалась.
– А он не отвечал тебе тем же.
– Как только я пыталась разбудить в нем мужчину, он сразу прятался за очередным альбомом.
– Бедный Саул! – сказал я.
– Наконец я поняла, что он безнадежен. И перенесла внимание на тебя.
– Но как только мы отбыли с Хигби-5, ты снова принялась охотиться на Саула.
– Только, чтобы заставить тебя ревновать, – ответила Яна. – И отомстить за твои шашни с Келли.
– Но я же не…
– Со стороны это выглядело иначе.
– В глазах злого все вещи злы. Старая… -…поговорка парадоксиалистов. Знаю, – кивнула она. – Ты давным-давно мог объяснить, что у тебя с Келли совсем ничего не было, и спасти меня от двух недель альбомов с марками.
– Но я же не знал, что ты из-за этого обозлилась. Ты бы хоть сказала.
– Ну да, чтобы выглядеть ревнивой кошкой.
– Но…
– Но…
– Если бы ты сказал…
– Если бы ты сказала…
– Чертов олух!
– Кошка беспозвоночная! -! -!!
Разговор был прерван взрывом согласного хохота. Я кинул в нее снежком. Она запустила в меня двумя. Мы наперегонки побежали к кораблю.
Крышка люка захлопнулась за нами, и мы поспешили снять шлемы…
Почему женщины ведут себя так, Лори?
Почему они не могут просто прийти и рассказать о том, что их беспокоит? Если бы Яна не навоображала себе всяких глупостей о моих с Келли отношениях и не возобновила охоту на Саула, чтобы отомстить мне за мои вымышленные грехи, мы бы не потратили столько времени впустую, не мучали бы друг друга все эти недели.
Иногда мне кажется, что каламориане не так уж плохо устроились. Когда в твоем теле два пола и всего один мозг, нет проблем с пониманием. Если у Стин Стин когда-нибудь возникнут недоразумения на любовной почве, ей-ему некого будет винить, кроме самого (самой) себя. Я хочу сказать… Ну, ты поняла.
20 ДЕКАБРЯ