Хотя нет, они не повторяются, они именно идут один за другим, как один какой –то многосерийный фильм, причем просыпаясь, я помнила каждую мельчайшую деталь.
Та, другая во сне, поморщившись, я все же решила называть ее валькирией, отличалась, но все же это была я, и так странно было было наблюдать за ней со стороны, чувствуя все то, что чувствует она. Или я? Тут нить рассуждений начала теряться, ум заходить за разум, я тут, я там: все это смахивало на раздвоение личности. Можно было бы, конечно, просто подождать пока этот сериал закончиться сам по себе, но боюсь еще одна неделя, и меня либо хватит инфаркт в одну из ночей, либо я умру от недосыпа.
Достав из кармана халата маленькое зеркальце, я с некоторым опасением в него посмотрелась. М-да, синяки под глазами проступали даже под южным загаром, а зеленый цвет лица оставлял желать лучщего. Был, правда , один плюс во всей канители - я похудела на четыре килограмма, только что- то меня это совсем не радовало. Самой себе я напоминала вид, который был у меня по приезду во Францию: с самолета сошла зареванная, осунувшаяся и с ощущением, что лучше бы произошла авиакатастрофа, чем я оказалась на одном из лучших курортов мира.
Наверное стоило бы рассказать все с самого начала, но у меня все не как у людей, как любит повторять папочка, вот и тут тоже самое. Год с лишним назад я решила уехать из России, бросив все: семью, спорт, работу, друзей, налаженную и удобную жизнь, меняя ее на один большой знак вопроса, но оставаться с ним в одной стране я больше не могла. Уехала из-за него.
Он… Он был далеко не первым мужчиной в моей жизни, но никто не относился ко мне так прежде искренне и нежно, так заботливо и страстно, так понимая и так не ограничивая ни в чем. А я ? Я просто любила, любила так, как никого раньше и никого больше, так словно знала его всю жизнь, а может, и много жизней до того. Со стороны все выглядит до невозможности банально. Мы познакомились по интернету, обменялись фотографиями и договорились о встрече. До сих пор это фотография стоит заставкой на моем рабочем столе. Он, повернувшись в полоборота, смотрит в обьектив со своей вечной презрительной усмешкой, облокотившись на ограду Обводного канала в Петербурге. Я даже знаю о чем он думал в тот момент, он думал о своем ребенке, который должен был появиться на свет через полгода. Заиметь ребенка в таком возрасте – недальновидно, когда решают за тебя – плохо, но когда ребенка используют, чтобы привязать, а если не получается- лишают вообще, что может быть хуже?
Я задумалась, прошло полтора года, как я жила во Франции, два года, как мы расстались, соответственно Вере сейчас должно было быть два с половиной года. Уже бегает и разговаривает, а любимое слово наверняка – “папа”.
С самого начала я знала о ее существовании, знала, и тем более живя в разных городах, не расчитывала с ним на больше, чем неделю развлечений и глубоко ошибалась, как оказалось впоследствии…
В первую же встречу в Москве мы просто бродили по улицам столицы и разговаривали, мы проговорили десять часов подряд, и ниточка взаимопонимания, превратилась в железную цепь, которой отныне нас сковали в одно целое. С той секунды мы словно поняли, что отыскали друг друга в целом мире, что наши сердца всегда стучали в такт, что мы дышим одним воздухом.
Антон жил в Москве, я в Питере: нас разделяло восемьсот с лишним километров, но какой ерундой казалось нам это расстояние. Друзья смеялись, что для нас пора было строить метро между городами или покупать абонемент, настолько часто мы ездили друг к другу то на неделю, то на выходные, а то и чтобы просто денек побыть вместе. Романтика вокзалов, постоянных встреч и прощаний пронизывала все наши отношения, и до сих пор мне было больно вспоминать это, понимала я, чувствуя, как каждый раз ноет сердце, где словно коллекция открыток в альбоме, хранилась наша история.
Вот, сдав последнее отчет на работе и, плюнув на все, я беру билет на отправляющийся через полчаса поезд. И только в вагоне в десять вечера я начинаю соображать, что я буду в пять утра делать на перроне одна, ведь позвонить, естественно я никому не успела. Будить в такую рань людей как-то неудобно, и я решила переждать несколько часов, а потом уже оповестить любимого о приезде. Что вы думаете, сойдя с поезда в четыре тридцать пять по московскому времени, ежась от холода и абсолютно невыспавшись, я оказываюсь в самых крепких и надежных руках на свете. На мои вопросительные глаза Антон только загадочно улыбался, мол уметь надо. А метро в Москве, между прочим, открывается только в пять…
А вот осень, мы идем, взявшись за руки, рядом с Красной площадью вечером и шуршим разноцветными кленовыми листьями. Темнеет в сентябре рано, горят огни большого города, ревущие машины проносятся мимо, влюбленные парочки шепчутся на зеленых скамейках, толпятся шумные иностранцы. Антон что-то обьясняет мне на ходу, горячится и размахивает руками, а я по обыкновению задумавшись и не услышав, смущенно признаюсь:
- Ну не понимаю я.
Он останавливается, берет в руки мое лицо, смотрит в глаза и тихо-тихо говорит:
- А не надо понимать. Ты просто люби меня.
Какие еще тут нужны слова?
А следующая картинка уже у меня дома, после его купания в нашем Финском заливе, что может прийти в голову только москвичу. Он распорол ногу так, что пришлось везти его ко врачу. До скорой его несли на руках, а он только шутил по поводу своего драгоценного флага, что без него и не поедет никуда, а результатом было четыре шва. И вот он сидит в моей комнате на диване и отдергивает ногу каждый раз, как только я приближаюсь с ватой в руке, чтобы промыть рану перекисью, как велел врач.
- Антон! Прекрати!
- Так ведь щипать будет!- возмущенно восклицает мой храбрый мужчина.
- Ну не маленький, потерпишь, пощипет и перестанет. Не бойся, больно не будет.- уговариваю я.
- Ага, конечно. – бучит он себе под нос и снова отодвигается.
Я закатываю глаза к потолку:
- Да что же это такое?! Иди сюда!
- Я идти не могу, я теперь только прыгаю!
И в доказательство упрыгивает на кухню на здоровой ноге.
- Все, мне надоело. С кухни ты никуда не денешься, я иду. – предостерегающе произношу я в пустоту и направляюсь туда, подхватывая баночки с перекисью, бинты и вату. И еще в коридоре слышу:
- Имей в виду, ты обещала, что больно не будет. Я тебе доверяю.
Открыв дверь я застаю такую картину: двухметровый детина, поджав под себя одну ногу, с трудом умещаясь на стуле, зажмурив глаза, протягивает другую мне.
Следующий кадр происходит у него дома – мы умирам со смеху. Я вообще не в силах выговорить ни слова, Антон корчится и утыкается головой в подушку. Постельное белье сбито в ком, я пытаюсь выпутаться из пододеяльника и завернуться в простыню, но оказывается, что это наволочка, в которую, конечно, я не помещаюсь, что только вызывает новый приступ смеха. Просмеявшись полночи, мы даже не помнили на утро причину, по которой начался весь этот балаган, просто нам настолько хорошо было вместе.
Весь наш роман напоминал красивую сказку, мечту, которую непонятно за что подарил нам Бог. Разумеется,мы тоже ссорились, но выглядело это приблизително так:
- Поезд отходит через минуту, зайди в вагон пожалуйста.
- Я еще не со всеми попращался. – отмахнулся он от меня.
Нас провожала целая компания друзей и знакомых после концерта группы Алиса в Москве тридцатого августа. В этот раз мы ехали отмечать мой день рождения тридцать первого в Питере. Часть приглашеных уехала раньше, остальные и так были там, мы были последними и остающиеся по разным причинам обязательно вознамерились нас проводить. Все эти бесконечные прощания начали меня утомлять, я злилась и хотела побыстрее сесть, мы и так еле успели.
-Зайди в вагон, быстро! – рявкнула я и добавила пару непечатных слов. – Ты их увидишь через неделю!