Чаще всего фибулы такого типа имели продоговатую или округлую форму, иногда форму трилистника, наши же были идеально круглыми, да и вообще, открыв крышку я не поверила своим глазам. Сложенные в две картонные коробки, покрытые плесенью и потемневшие от времени браслеты, шейные обручи, застежки для плащей из серебра, золота и бронзы полгода валялись на блошином рынке в Ницце, абсолютно никому не нужные. Их предистория так и осталась тайной, продавец не знал, сколько бы не пытал его мой патрон, обнаруживший такое сокровище среди хлама и купивший почти за бесценок.
Круглые фибулы были в моде особенно в двадцатых годах десятого века, а на Готланде на протяжении всей эпохи викингов фибулы имели форму круглых коробочек. Многие скандинавские женщины обычно набрасывали поверх сарафана плащ или накидку, застегивая их спереди. Такие археологические находки имели невероятную ценность и обычно всплывали в Дании и Норвегии, а никак не во Франции. Хотя сразу же приходила на ум попытка завоевания Парижа, которая все же имела место с их стороны, но это еще нужно было проверить.
Все это я уже думала в машине, быстренько накинув платье и закрыв дверь почти бесшумно, потому что все обитатели виллы еще спали. До магазина ехать было совсем ничего, но к хорошему привыкаешь быстро и заведя свой маленький типично французский пежо 307, я уже мчалась по знаменитой английской набережной, а в голове были сплошные викинги.
Их эпоха озарена особым отблеском романтики и приключений, и мне сразу представился образ бородатого воина, отправляющегося на своем корабле в чужие земли с мечом в руке. Конечно такое представление совсем не подобает эксперту-искусствоведу, но я никак не могла его прогнать. В последнее время все стали интересоваться викингами, которые стали почти что торговой маркой Скандинавии. Издревле они обладали собственной самобытной культурой, основанной на прочных традициях, которые теперь так широко представлены в торговле и рекламе.
Я свернула в, так называемую, улицу St-Ffancois de Paul, хотя на мой взгляд это был просто переулок длинной в три метра, ведущую к площади Palais de Justice, и выехала к зданию суда. Припарковать машину во Франции, даже такую маленькую, как моя, невозможно, что рано утром, что позно ночью, поэтому, недолго думая, я свернула в подземный гараж. Столкнувшись с этим сразу же по приезду и уже наученная горьким опытом бесконечных блужданий в посках места, сегодня я поздаровалась с охранником и оставила свой синенький автомобильчик отдыхать на своем законном четвертом этаже, а сама поднялась на залитую солнцем площадь.
Официанты расставляли стулья и столы с зонтиками, я кивнула головой улыбчивому мальчику в длинном белом переднике и заспешила вперед. Не пройдя и нескольких метров торопливым шагом я столкнулась с месье в очень знакомой клетчатой рубашке, замершем перед витриной кондитерской.
- Фабьен! А я-то бегу открываться, думала ты спишь еще. – обрадовалась я. Это был мой шеф – Фабьен Террад, директор антикварного салона “Napoleon”, где я работала, и мой большой друг.
- Здравствуй, дорогая, - по обыкновению расцеловал меня четыре раза патрон и тут же сунул мне под нос толстенную книгу в глянцевой обложке, которую держал в руках. – Какое там спишь, вот посмотри, пришел новый том утром – не могу оторваться.
Я посмотрела название и почему-то совсем не удивилась, - “Словарь Великой Армии”. Имелась в виду, конечно, армия Бонапарта. Фабьен был буквально помешан на Наполеоне, умудрившись даже свой магазин назвать в честь великого французского императора. Я вполне разделяла его увлечение, правда более спокойно, предпочитая викингов и славян, греческую мифологию и готические войны. Проще говоря историю более ранних периодов, где вопросы чести решали с помощью мечей, а не пистолетов, где после ночи любви падали на поле боя, где красота человеческого тела ценилась много больше золота.
- Здесь все-все есть. – возбужденно дергал меня за локоть шеф, перелистывая книгу с космической скоростью, тыкая носом в новые иллюстрации. – Видишь?
-Нет, - отрезала я, выдернув локоть. - И не увижу, если ты так вертеть будешь, давай на работе посмотрим?
- Ты по дороге гляди. Я вот уже полчаса иду и читаю.
Еще бы, вздохнула я про себя, если бы я не появилась, сегодня до салона он бы точно не дошел, и покорно уставясь в книгу, взяла его под руку:
-Хорошо – хорошо, а что ты у кондитерской забыл? Ты что-то хотел купить?
- У какой кондитерской? - удивился он, – Первый раз в жизни ее вижу.
О Господи,- подумала я и пошла вперед, потянув его за собой, старательно обходя лужи, оставшиеся от поливальной машины, - Первый раз он ее в жизни видит, каждый день, в течении тридцати лет ходя мимо…
- Тут все описано, представляешь? И масти лошадей, и марки оружия, и эполеты с наградами, и даже наемные солдаты! Я не говорю уже о подробнейшей хронологии битв и событий! – тыкал он пальцем в раскрытый том, а я пыталась в это время свободной рукой нащупать ключи от входной двери. – Ну чего ты встала? – поинтересовался он, не отрывая влюбленного взгляда от книги.
- Потому что мы пришли.
Он недоуменно оглядел большую зеленую неоновую вывеску, гласящую : “Наполеон, антикварный салон месье Террад”, и недовольно согласился:
- Да, действительно.
Я открыла дверь, и звякнув колокльчиком вошла внутрь. Фабьен прошествовал с книгой в обнимку до первого же сидячего места, которым оказалось обитое красным бархатом кресло эпохи Людвика Четырнадцатого и больше не подавал признаков жизни. Я обернулась и, залюбовавшись на эту замечательную картину, улыбнулась. В свои шестьдесят один он выглядел едва ли на сорок пять, и наверное, именно к нему была применима фраза “Выглядишь на столько, на сколько себя ощущаешь”. А чувствовал он себя превосходно, особенно это бросалось в глаза, когда он гулял со своим младшим сыном Тибо, которому в ноябре исполнилось три года.
Кстати, именно благодаря этому малышу, которого я считала cвоим младшим братом, я оказалась в семье Террад. В первую неделю своего пребывания во Франции я не могла ничего делать, кроме как лежать пластом на пирсе и плавать до изнеможения, пытаясь так избавиться от ощущения бессилия и неизбежности произошедшего, от разлуки, а самое главное от того, что ничего не изменить. И когда в очередной раз я вышла из моря чуть живая после заплыва на два с половиной километра и сидела, уткнув голову в колени на пустынном пляже в десять утра, ко мне подошел кудрявый малыш с соской во рту и погладил по спине. Я подняла голову, и увидев искреннюю тревогу в глазах такого маленького человечка, первый раз за долгое время улыбнулась. А потом мы разговорились с его отцом, который читал очередную книгу, угадайте о ком?
Сейчас уже год работая и живя с ним под одной крышей, я знала все его привычки и могла с точностью девяносто девять процентов сказать, что если его не трогать сегодня – он просидит целый день , не шевелясь, прочно засев в дорогущем антикварном кресле. Я повернулась и пошла вперед мимо египетских кошек, олицетворяющих богиню Баст, сдула пыль с крышки старинного пианино красного дерева и включила вентилятор в коридоре. Можно было спокойно заняься своими викингами.
Не выпендриваясь я села за обычный стол, а не за круглый полированный с золотыми инкрустациями эпохи познего Возрождения, и включиила ноут-бук, чтобы по ходу заносить в компьютер описание последних предметов коллекции Скандиновии.
Оставалось шейный обруч и один не целиком сохранившийся медальон, возможно остатки колье или другого украшения. Впрочем начнем сначала. Шейный обруч был сплетен их четырех толстых серебрянных нитей очень высокой пробы, как свидетельствует экспертиза металла. Вес составляет тысяча восемьсот тридцать грамм. Ясно, что изначально это было тысяча девятьсот , но небольшая чась его отсутствует. Скорее всего это украшение предназначалось для статуи какого-либо божества. С трудом я могла представить себе человека, носящего на шее обруч в два килограмма, тем более что рост и комплекция викингов, чтобы там не гласили легенды, были чуть меньше теперешнего населения Скандинавии.