- Я уже взрослая девочка, разберусь. Все будет хорошо. - и поняла, что сама в это не верю.
У Эвелины зазвонила третья трубка и она ушла в кабинет, Франсуа вспомнил о вечерних новостях и разглагольствуя о беспечности теперешней молодежи, отправился в гостиную, оставив меня с детьми в кухне. Я обвела глазами белые стены, зеленые в желтую крапинку занавески, завязанные большими желтыми бантами из прозрачной тафты, и уставилась в окно – по стеклу ползли капли, оставляя за собой странно переплетающиеся полоски следов. Стекло напомнило мне напудреную щеку артиста, по которой ползет слеза, задуманная режиссером спектакля. А вот что выбрал режиссер для меня?
Гиом отставил чашку и внимательно посмотрел на меня:
- Ты к нему едешь?
- Да. – просто сказала я.
И откуда эти дети все всегда знают?
Что я еще могла ему ответить? Тибо ни под каким видом не хотел меня отпускать, упершись ногами мне в живот, пытался чмокнуть в нос. Я только отварачивалась от слюнявой встревоженной физиномии.
- Вернешься? - а его брат, кажется, решил устроить допрос с пристрастием.
- Не знаю, Гиом. Веришь? Не знаю.
-Аккуратней там со своим русским, сестренка.
Я расстрогалась от его слов, Террады стали мне настоящей семьей. Но от Гиома такое я услышать никак не ожидала, надо было пользоваться моментом. Проза жизни грубо вторглась в мои размышления:
- Постараюсь. Можно я одену твои кроссовки?
- Ни за что! - немедленно вскинулся подросток, видимо решив, что сентементальность все же хороша в разумных пределах. - Ты и так в моих тапках ходишь и ездишь на моем велике!
-Спасибо, братик. – укоризненно посмотрела я на него и встала из-за стола, надо было уже идти собирать вещи. Тибо уже ползал под столом. - Замерзну там на смерть, и ты будешь в этом виноват.
- Ладно, я пошутил. - не выдержал он моего скорбного взгляда. - Бери, только возвращайся, ладно?
Дождь прекратился, но по подоконнику еще барабанили редкие капли, падающие с крыши. Васька пришел в мою комнату и свернулся клубочком на огромной двухспальной кровати, застеленой светло-синим покрывалом. Рассеянно почесав его за ухом, я отодвинула зеркальную дверь шкафа-купе, который занимал всю стену от пола до потолка, и задумалась. С чего начать? Покидав быстренько носки, трусы, футболки, зубную щетку, расческу и косметичку, я занялась выбором остального гардероба. Мои любимые штаны с десятком карманов и голубой свитер беру, так, лыжный комбинезон – это, пожалуй, перебор, бежевую юбку, сапоги на шпильке, да, наверное, и все.
Коту явно не понравилось быть погребенным под грудой моих шмоток и он вылез из под свитера, недовольно тряся головой. Я тем временем пыталась отделить нужное от ненужного. Еду-то не надолго, так что особо можно не набирать. В конце концов вещей оказалось не так уж и много, с учетом того, что зимы здесь почти не было, меня уже начали терзать сомнения по поводу моего прибывания дома. А если быть точной, то я там просто околею! Пуховик, подаренный Гаелем во время нашей совместной поездки в Альпы, который тут ни я разу не одела, в Питере придется к месту. Шарф и шапку придется купить уже там, а дорогу из аэропорта до дома я уж как-нибудь одолею.
Вытащив недовольного жизнью Ваську из спортивной сумки с надписью адидас, куда он уже умудрился залезть, и застегнув на ней молнию , я еще раз оглядела полки, вдруг что забыла. В шкафу висели дорогие вечерние платья, все до единого – презенты моего любовника. Я задумалась, что же такого в нем не хватает, что я не могу быть с ним счастлива? Он был потрясающе красив, девушки на улице оборачивались в след, на пляже все не сводили глаз с загорелого мускулистого торса, у него была собственная компания, он занимался спортом и до безумия меня любил. Вся моя комната была завалена подарками, и ни о чем он не мечтал так сильно, как о том, чтобы я вышла за него замуж. Сказка для любой нормальной женщины, но почему-то не для меня…
Но способен ли он был, как Антон, забыть про работу, на которую ему нужно было явиться на следующий день, не возвращаться домой и остаться в другом городе просто так. А потом в два часа ночи прокричать под моими окнами « я тебя люблю»? Нет, он был слишком правильный для этого. И я никогда не выскочу на балкон, в чем мать родила, проснувшись от этих признаний, ничего не понимая, потому что несколько часов назад собственноручно посадила его в поезд и помахала вслед. Никогда это счастье, - обнимать любимые колени и прятать в них лицо, я не найду ни с Гаелем, ни с кем другим. Нет такого другого, как Антон во всем целом свете. Вот почему его ландыши и черешня мне были в сто крат дороже устриц и орхидей…