Через одного
Безусловно
Все скамейки на бульваре заняты. К той, на которой сижу я, подходят полный седой мужчина в больших очках и мальчик в яркой сине-зеленой ветровке – дед с внуком. Мужчина тяжело опускается на скамейку, укладывая рядом портфель и пакет.
–Садись, посиди.
–Не хочу, – качает головой мальчик и остаётся стоять, виновато опустив длинные ресницы на пухлые щеки.
Дед вскидывает на колени портфель, набитый под завязку, и ищет в нем что-то, перекладывая и приминая руками ненужное.
–Надо ещё маме позвонить, обрадовать…
–Чем обрадовать-то? – бормочет мальчик, не поднимая головы.
–Тем самым, – вздыхает дед и подносит найденный в недрах портфеля телефон к уху.
Но мама на том конце не отвечает, не берет трубку, наверное, еще на работе, и пока пребывает в счастливом незнании чего-то, над чем почти плачет мальчик и хмурится дед. Убирая телефон, он достает помятую коробку с шоколадками. Вытаскивает одну и кладёт внуку в карман курточки.
–Не хочу… – мотает головой мальчик, сует руку в куртку и щупает шоколадку, собираясь вытащить ее обратно.
–Потом захочешь.
Вслед за коробкой шоколада из портфеля появляется узкая бумажная полоска – не больше четверти листа. Дед и внук склоняются над ней, внук смотрит с опаской – видно, что все его беды и горести из-за этой бумажки. Они говорят что-то про задания и проценты – вот здесь 70, вот здесь 15, нет, поправляет мальчик, здесь 60, а здесь 35, а дед отвечает, что надо учить, надо заниматься. А вокруг шумит майский вечер, тёплый и свежий, в котором не должно быть места заданиям и процентам, потому что лето уже на пороге, длинное и прекрасное, и солнечные пятна прыгают по красной крошке бульвара, и мимо бежит, мотая ушами, рыжая такса, и тащит за собой хозяйку на поводке. Дед со вздохом убирает бумажку в портфель и достаёт глазированный сырок.
–Будешь?
–Не хочу… – прикрывая глаза, снова качает головой мальчик. Что ему этот сырок? И десять тысяч пирожных не подсластят его тяжёлую, горькую долю.
–Я тогда съем?
–Ешь…
Дед разворачивает золотую обёртку и, снова вздыхая, откусывает. А мальчик так и стоит с закрытыми глазами и трёт руками лицо, и вдруг плачет, покорно и тихо выпуская крупные, полные обиды слезы из-под ресниц на пухлые щеки. Дед смотрит на него, большим пальцем утирает ему слезы со щёк и носа, приобнимает и тянет к себе.
–Присядь, присядь…
Но мальчик упрямо мотает головой и остаётся маленьким стойким оловянным солдатиком. Через несколько минут сырок съеден, и щёки подсохли на весёлом майском ветру.
–Ну, пойдём, – говорит дед и встаёт, комкая в руке золотую обёртку. Они уходят по весеннему бульвару, мальчик понуро плетётся, не глядя вокруг.
И мне так хочется сказать ему, крикнуть вслед, что у него все будет хорошо, непременно будет! Потому что в масштабах жизни никакие бумажки и проценты выполненных заданий не имеют ни малейшего значения в сравнении с тем, что в тяжёлые минуты кто-то утирает тебе слезы со щёк и кладёт в карман шоколадку. Даже если он расстроен не меньше тебя. Особенно если.
Цветы в пластиковом ведре
Недалеко от выхода из метро стоят двое: старичок и мальчик. Старик, как и полагается быть старику, ссутулившийся под грузом прожитых лет, совсем седой, с белыми и легкими, как паутина, волосами, зябко кутается в ветровку – старую, немного выцветшую, как и он сам. Взгляд его устремлен на людей, выходящих из метро, но людей выходит много, а глаза уже небыстрые, и кажется, что он смотрит на всех – и ни на кого.
Мальчик рядом с ним – смуглый или загорелый до черноты, с кудрями темных волос, не по погоде одетый в шорты и футболку. Он – молодость, горячая кровь, его быстрый взгляд охватывает всю толпу и успевает уцепиться за каждого по отдельности: ты? Может, ты? А ты чего? Им не хватает разве что белого пуделя и старинной шарманки, чтобы стать точной копией героев Куприна. Но ни пуделя, ни шарманки у них нет. Зато у их ног стоят два пластмассовых ведра, из которых торчат цветы. Те самые цветы, которыми провожают лето и встречают осень: георгины и первые гладиолусы. Каждый букет обернут в целлофановую обертку с белым узором.
Я задерживаю взгляд на цветах чуть дольше, чем можно, и мальчик ловко ловит его и держит, с надеждой оборачиваясь мне вслед: ну, может быть, ты купишь? Красивые цветы, почему никто не покупает? Мы же старались! Дедушка выращивал на даче, я помогал поливать. Только сегодня срезали, упаковали в обертки с белыми завитушками, везли на электричке. Бери!
Но мне не нужны цветы. Я не иду в гости. Вот если бы утром – купила бы и поставила на работе. Каждое воскресенье родители привозят с дачи похожий букет. Смеркается, дует ветер. Хочется купить обе охапки цветов вместе с обертками, с белыми завитками, с пластиковыми ведрами, со старой шарманкой и белым пуделем.