Хота вошёл, когда она подкидывала в очаг жаркие сосновые поленья. Тива не бросилась навстречу, осталась перед огнём. Ей нравилось, когда он сам подходил, нетерпеливый, тяжело дышащий после бега, и крепко обнимал. Но сейчас Хота остановился в дверях и не спешил целовать её шею и губы.
- Завтра в полдень у сына свадьба, - сухо сказал он. - Я не должен был приходить, а всё равно пришёл - так сильно хотел тебя увидеть. Но утром не проси остаться, я снова не смогу тебе отказать... Не заставляй оскорблять семью.
- Не попрошу, - покорно согласилась Тива. Она обернулась, как раз когда Хота переступил порог и закрыл за собой дверь. Его босые стопы не задели широкую полоску угольной крошки. Это хорошо, очень хорошо.
- Я только об одном попрошу. Поклянись, что исполнишь.
- Чего ты хочешь? - Хота подошёл к женщине и опустился на колени позади неё, зарылся лицом в мягкие, пахнущие горной мятой волосы.
- Скажи, что любишь меня.
Он выдохнул, окутав её шею теплом, заключил в объятия. Длинные бусы качнулись от прикосновения его рук.
- Сама ведь знаешь, иначе я не приходил бы.
Тива опустила взгляд на деревянные бусины. Вырезанные на них узоры приобрели цвета, хоть и неяркие. Пока что неяркие.
- Нет, скажи, скажи мне!
- Люблю.
Бусины стали переливаться оранжевым, пурпурным, карминовым... Правда, любит. Тива улыбнулась. Хота развернул женщину к себе лицом и поцеловал. Не нежно - сильно, до боли прикусывая её верхнюю губу.
- Иногда ты как зверь. - Тива заставила его отстраниться, легонько толкнув.
- Только с тобой.
- Правда? Превратись в барса! Хочу погладить.
- Это не для забав, - голос мужчины стал серьезным, но его руки говорили, что он не сердится из-за просьбы, - это только для охоты. Нельзя тревожить духов по пустякам.
- Я не пустяк, - голос Тивы стал сладким, как мёд, обволакивающим мысли. Она прижала подушечку большого пальца Хоты к своим губам. - Пожалуйста.
Мужчина провёл ладонью по её бедру, будто уговаривая забыть про каприз и предаться долгожданному удовольствию, но, увидев упрямое выражение лица Тивы, кивнул.
- Хорошо, но потом просить буду я.
Хота поднялся и отошёл от женщины. Встав посреди маленькой комнаты, он повернулся спиной и поднял лицо к потолку. Татуировки, увивавшие всё его тело, стали ярче, чётче. Они разгорались в такт неразборчивому монотонному шёпоту Хоты. Вдруг он пошатнулся, упал, но не успел коснуться пола - большие звериные лапы упёрлись в деревянные доски. Барс, плавно ступая, подошёл к Тиве и потёрся головой о её плечо.
- Ох, какой мягкий! - радостно воскликнула она, запустила пальцы в густую шерсть на загривке барса. Тива рассмеялась, звонко чмокнула его в прохладный нос. Огромный дикий зверь, позволявший прикасаться к себе, привёл её в восторг. Такой сильный, такой опасный, но слушается...
- А хвост дашь потрогать? - с хитрой девчоночьей улыбкой спросила она.
Барс обошёл Тиву по кругу и лёг за её спиной, вытянув лапы. Длинный пушистый хвост опустился на колени женщины. Она положила ладонь на мягкий чёрный кончик, тот недовольно дёрнулся, но лишь один раз.
- Вот я тебя и приручила.
Хвост выскользнул из рук Тивы и исчез. Хота, снова ставший человеком, лежал на полу, прижимаясь к её бёдрам, прикрытым лишь тонкой шерстяной тканью.
- Не приручила, - тихо возразил он, задирая синий подол.
Тива проснулась на минуту раньше Хоты. Через слюдяное окно видна была лишь чернота горной ночи.
- До полудня ещё далеко, - шепнула она, когда мужчина открыл глаза.
- Нужно уйти на рассвете, чтобы помочь с подготовкой к свадьбе.
Хота сел на узкой кровати, высвобождая руку из-под лопаток Тивы.
- Но сейчас совсем темно, дождись хотя бы сумерек, - взмолилась она.
- Мне кажется, что вот-вот рассветёт, - нехотя начал спорить с ней мужчина, но тут же сдался. - Я побуду с тобой ещё. Совсем немного...
- Да, ещё чуточку, - Тива поцеловала его в плечо, выскользнула из-под одеяла, потянулась, нагая, так, чтобы Хота полюбовался. - Пить хочу - умираю. Воды принесу.
Легко ступая, она подошла к двери, распахнула её, не выходя за порог.
- Видишь, черным-черно во дворе.
Когда Тива шагнула на покосившееся крыльцо, её ослепил яркий солнечный свет. Щурясь, она подбежала к колодезному срубу, зачерпнула ведро и вернулась в дом. Через порог она переступила аккуратно - не хватало ещё расплескать воду на полоску угольной крошки.
- Попей, - предложила она Хоте. - Попей и люби меня.
Длинные бусы на её шее так и пылали всеми оттенками красного.
Вырваться из объятий Тивы было ничуть не легче, чем из челюстей капкана. Но мысли о сыне помогли Хоте сбросить со своих плеч горячие ловкие руки, обещавшие все наслаждения мира. Сколько времени они провели на узкой койке, на полу у потухшего очага? Казалось, не меньше, чем ещё одну ночь, но маленькое окошко по-прежнему успокаивало глубокой чернотой.