Хота не мог поверить, что чувства так обманывают его, и, вопреки уговорам Тивы, шагнул за порог. Куда делась непроглядная темнота, заволакивающая слюдяную пластину в хижине? Солнце, немилосердно яркое, уже разгоревшееся в полную силу, насмехалось над Хотой из-за сверкающих горных пиков. Ещё немного, и оно заберётся на вершину неба, возвестив о том, что свадьбу Яса сыграют без его отца.
Быстро, насколько это возможно без риска оскорбить духа зверя, Хота зашептал ритуальные слова. Белоснежная шкура блеснула в солнечных лучах, и барс понёсся через огневичную рощу домой, к жене, к сыну, который никогда бы не простил Хоте опоздания.
Из головы никак не выходило чёрное окно и ночная мгла в дверном проёме домика Тивы. Как же так? Ничего перед собой не замечая, барс нёсся по плоским серым камням на дне бесконечного ущелья. Отвесные стены вздымались над ним, заслоняя пылающий шар, который вот-вот войдёт в зенит. Хота и не желал его видеть - так казалось, что время остановилось и ждёт, когда барс преодолеет горное ущелье, спустится по обрывистому склону на плато, где за частоколом пряталась деревня.
Обманула... Тива его попросту обманула. Колдовством заставила Хоту поверить, что предрассветные сумерки ещё нескоро. Да ещё и оплела объятьями, одурманила горячими поцелуями.
Ведьма. Она на самом деле ведьма!
Только разозлиться на Тиву у Хоты не получилось. Ведь и сам он, точно мальчишка, бегал к ней в поисках ласк и безудержных, невозможных в супружеской постели удовольствий. Смелая, дерзкая, ни на кого не похожая, эта женщина неодолимо влекла Хоту. Пусть будет хоть трижды ведьмой, отказаться от неё не хватит сил.
Когда барс вбежал в деревню, солнце укоряющим оком взирало на него с небесного пика. Он добрался до дома, уже зная, что никого там не застанет - все давно собрались на Праздничном Холме. Может, если поспешить, ещё можно успеть?
В комнате было так чисто, что даже пылинки не вились в струящихся из окон потоках света. На лавке лежали аккуратно сложенные льняные штаны и рубаха, яркая нарядная малица. У деревянной ножки притулились мягкие пимы, расшитые цветными нитями. Значит, Мэкои всё же надеялась, что он придёт, что не посмеет пропустить свадьбу сына.
Мужчина торопливо оделся и выбежал из дома. Когда он добрался до Праздничного Холма, окружённого хороводом берёз, солнце качнулось и начало медленное падение с вершины неба. Хота опоздал. Но почему же тогда не слышно было церемониальных песен? С белой берёзовой коры за мужчиной наблюдали глаза предков, нарисованные кровью горного козла. Его должен был принести Хота этим утром. И начертать священные символы на стволах.
Мужчина взошел на вершину холма, и все гости обернулись к нему. Церемонию задержали - Яс не захотел начинать без отца.
Жена Хоты стояла в стороне с опущенной головой. В расшитой синим и жёлтым бисером праздничной ягушке и капоре, украшенном позвякивающими серебряными пластинками, Мэкои выглядела совсем одинокой и несчастной. Увидев мужа, она вымученно улыбнулась. Хота боялся взглянуть в глаза жене, но подошёл и занял своё место между ней и маленькой дочкой. Он сжал ладонь Мэкои и осторожно погладил кончиками пальцев. Вздрогнув, женщина высвободила руку, сделала вид, что отряхивает меховую ягушку.
Хота опустил голову, понимая, что кругом виноват. Хоть Мэкои и не высказывала обиды, не обличала и не обвиняла мужа, он-то знал, что жена давно обо всём догадалась. Хота искоса глянул на неё - спокойную, полную достоинства - и с удивлением понял, что по-прежнему любит её. Возможно ли? Любить сразу двоих?
Тем временем старейшина закончил традиционное напутствие молодожёнам и отошёл в сторону. Яс снял одежду и встал напротив невесты. Всё тело юноши покрывали татуировки. Магические узоры были простыми, отцы сами наносили их на тела сыновей в течение нескольких лет. К пятнадцати годам на коже мальчика выбивали последнюю линию, и он становился мужчиной, способным вступить в брак и охотиться для своей семьи.
Прошептав обращение к духу, Яс обратился в барса. Невеста встала перед зверем на колени, откинула за спину косы, увитые шёлковыми лентами, и выгнула шею. Барс приблизился к девушке, раскрыл пасть и осторожно коснулся зубами доверчиво подставленного горла.
Когда Яс отошёл, она поднялась на ноги, приняла из рук своей матери ошейник из тонкой чёрной кожи. Зверь послушно прижал уши к голове. Невеста натянула на него тугой ошейник. Барс отступил на шаг, снова стал улыбчивым худеньким Ясом.