Раймунд сразу согласился на эти условия.
Так как договор был формально составлен и подписан, то ему оставалось только ликвидировать свое маленькое телеграфное предприятие. Оно процветало, и он с сожалением покидал его. Short-Joe нашел молодого комиссионера, который взял на себя содержание походного бюро. Ему оставили в помощники Петера Мюрфи, который ни за что не соглашался покинуть Дрилль-Пит. С тех пор как мисс Куртисс поручила ему наблюдать за Тимоти Кимпбеллем, он считал себя как бы облеченным священной обязанностью.
ГЛАВА IX. На Пятой авеню
По приезду в Нью-Йорк Раймунд узнал, что мистрис Куртисс с дочерью уехали в Саратогу, модный курорт. Эбенезер предложил переехать к нему во дворец на Пятой улице. Но молодой изобретатель, дороживший своей независимостью, решил отклонить это предложение и поселиться с Кассулэ в скромном отеле. Он вдвойне поздравлял себя за приятное решение, когда в первый раз постучался в дверь «Curtiss-Heus» и увидел, какого княжеского помещения избежал он со своим тощим чемоданом и скромным компаньоном.
Колоссальный дом из красного кирпича с шиферной крышей, с чудными окнами составлял угол квартала пышных домов в лучшем месте Нью-Йорка. Бронзовая дверь представляла копию с двери флорентийской «Bap— tistиre».
Этот великолепный вход вел в мраморную прихожую с куполом из матовых стекол; из нее поднимались четыре монументальные лестницы. На каждом этаже в комнаты вели коридоры из резного дерева. Лестницы, как и прихожая, своим общим стилем напоминали «Opйra de Paris». Они были сделаны из того же материала и украшены теми же статуями.
Эбенезер рассказывал сам, что, решив выстроить дом, он все предоставил архитектору, сказав лишь, чтобы все было как можно красивее и дороже. После архитектора явились обойщики, получившие те же инструкции. Результат этих стараний хотя временами и заставлял желать побольше вкуса, но зато своим подавляющим великолепием вполне удовлетворял мечты владельца.
Золото и шелк, художественная бронза, ослепительной красоты обои и восточные ковры со всех сторон обрамляли мозаичные медальоны с вензелем Куртисса.
В прихожей было с полдюжины рослых лакеев с толстыми икрами в красных и персикового цвета ливреях.
— Как был бы я жалок здесь! — сказал с улыбкой Раймунд, пока докладывали о нем нефтяному королю. Почти тотчас же лакей объявил, что барин приказал немедленно ввести его, и пошел перед ним по правой лестнице. Поднявшись на первый этаж, молодой француз прошел за своим проводником через огромную библиотеку, потом через еще большую картинную галерею, где на золотых бордюрах блистали имена лучших современных художников: Мейссонье, Коро и других. Были ли это оригиналы? Было бы рискованно утверждать это, и Эбенезер меньше всего мог бы проверить это.
Все, что он мог бы сказать и доказать по расходной книге, это то, что тут было живописи на несколько миллионов. А это и было главное в глазах Эбенезера, так как картинная галерея должна была лишь свидетельствовать о богатстве. Картины были размещены там по их стоимости. Самые дорогие занимали почетное место, — по крайней мере, если размеры их не были чересчур уже велики: однажды Эбенезер, не задумываясь, велел срезать небо великолепного Тициана, который доходил до потолка. Он очень радушно принял Раймунда, которого не видел целую неделю, и сейчас же объявил ему, что инженеры дали вполне благоприятное заключение о проекте. Они не только считали возможным проложить трубу, но находили, что это даже легко сделать в срок, назначенный Раймундом.
— В этом отношении, — сказал нефтяной король, — нечего сомневаться! В нашем проекте нет ничего несбыточного, и два солидных общества предлагают взяться за него. Но не скрою от вас, что, несмотря на одобрение инженеров, капиталисты против этого дела — они все считают его рискованным и говорят, что не пожертвуют на это ни одного доллара. Это для меня не важно! Я могу выполнить проект один, мой постоянный принцип — не делить ни с кем ни расходов, ни доходов, раз дело верное, — и я ничего не потерял от этого. В сущности, такой системе я и обязан своим богатством. Пробуравливая колодец Вилльямса, я видел сколько раз, что средства мои иссякают и мне нечем расплатиться с рабочими. Ко мне приходили с предложениями войти в долю, но я стоял на своем и отказывался. Я скорее продал бы обручальное кольцо жены! В конце концов я один достиг нефти, вместо того, чтобы уступить за несколько сотен долларов то, что стоило миллионы… Также я поступлю и с трубой, но только с условием, чтобы она не встала дороже назначенной вами суммы и вскоре могла бы быть пущена в ход.
— Я ручаюсь за это! — живо вскричал Раймунд. — Я с пользой эту неделю, — сказал он, вынимая из кармана записную книжку и показывая ее Эбенезеру. — Вот цифры, доказывающие это. Я советовался с самыми компетентными специалистами, посетил самые большие фабрики, изучил средства, находящиеся в нашем распоряжении, и могу, основательно ознакомившись с делом, повторить свое обещание. Вполне законченная труба будет стоить четыре миллиона долларов, с резервуарами же, необходимыми у начала и конца трубы, самое большее — пять. Будь у меня завтра нужный капитал, я берусь через год устроить транспорт нефти через Атлантический океан!
— Через год? — повторил Эбенезер. — Это, кажется, невозможно, судя по времени, нужному для прокладки подводного кабеля!
— Потому что не берутся за дело, как следует! Лично я вот как поступил бы: я сдал бы приготовление частей трубы одновременно нескольким французским и американским заводам, чтобы дело продвигалось быстрее. В Нью-Йорке устроил бы одно бюро для приема и отправки, другое же в Бресте, так как подводное сообщение будет устроено между этими двумя пунктами, — причины этого я объясню вам впоследствии. Двадцать пароходов получат свой груз готовых труб, и затем каждый из них проложит трубы в назначенном ему по плану месте. Вы знаете ведь, что сегменты металлических труб, покрываемые гуттаперчей в самый момент погружения, могут быть закрыты по желанию и затем опущены в море. Электрические бакены указывают на их положение и позволяют снова добыть их. Ничего не может быть проще, как скрепить их в нужный момент. Двадцать кораблей, прокладывая по километру в день, проложат шесть тысяч километров в триста рабочих дней. Считайте шестьдесят пять дней на отдых и дурную погоду, — вот и выйдет ровно год. В случае нужды мы можем увеличить число пароходов, довести его, например, до сорока, чтобы воспользоваться прекрасными летними днями; мы можем работать ночью и прокладывать в сутки до двух-трех километров труб. Можно будет вызвать конкуренцию между американскими и французскими заводами и установить премию за исполнение заказа до срока… В действительности общая длина будет меньше шести тысячи километров, — значит, достаточно лишь захотеть, чтобы все было готово к назначенному сроку, и нефть потекла бы под Атлантическим океаном.
— Я хочу этого, хочу! — вскричал Эбенезер, с силой сжимая руку молодого человека. — Мой дорогой Фрезоль, вы заражаете меня своей уверенностью. Но эта труба, следовательно, будет очень небольшого диаметра, раз она обойдется нам всего в четыре миллиона долларов, или двадцать миллионов франков?
— Маленького диаметра? Вовсе нет! Какая же выгода прокладывать через океан трубу, доставляющую лишь несколько литров в минуту? Ее размеры должны соответствовать нынешнему вывозу нефти и даже будущему. Ведь наша цель — уничтожить современный способ транспортировки нефти! Поэтому необходимо, чтобы наша труба пропускала по крайней мере ста двадцать или сто тридцать тысяч галлонов в день. Для этого необходим диаметр в восемьдесят сантиметров, и на такой диаметр рассчитана вся стоимость.
С этими словами Раймунд подал Эбенезеру сметы, сделанные пятью самыми крупными нью-йоркскими заводами.
— Я взял среднюю из этих цен, и по ней километр трубы обойдется приблизительно в три с половиной тысячи франков. Но вы знаете лучше меня, что можно будет получить скидку, затеяв переговоры сразу с американскими, французскими и английскими заводами. Следовательно, мы вполне можем рассчитывать на более низкие цены.
— Нужно закончить дело за один год! Непременно нужно! — говорил, шагая в волнении, Эбенезер. — О деньгах и говорить не стоит, раз достаточно четырех-пяти миллионов долларов! Я всегда предполагал, что потребуется не менее восьми или десяти миллионов, — и признаюсь вам, что охотно согласился бы даже на шесть, так как в подобном предприятии всегда надо иметь в виду различные непредвиденные расходы.