– Это алтайский горностай, он один из лучших в рейтинге самых дорогих мехов, – говорила Надя. – Кроме этого, вообще шикарные меха хорошей выделки…Да ты знаешь, наверняка! Это викунья, соболь, рысь, шиншилла, – как всегда, рекламировала она свой товар.
Она вздохнула, и продолжала:
– Ну и норка, конечно, куница, песец, чернобурка, бобр и нерпа. Кое-что у тебя, конечно, есть, но не всё. Ну, это можно исправить. Сделаю тебе полную коллекцию, точно! – она весело подмигнула клиентке.
Женщины вышли из рощи, и пошли по дорожке, выложенной новой плиткой. Часть парка была огорожена, и там опять, в который раз, рабочие снимали вполне ещё хороший, не так давно выложенный плиточный настил, и заменяли его новым.
– Ну, опять, сколько можно! – посетовала Алиса. – Без конца!
– Предельная скорость отмыва денег, – сказала Надя. – Рождаются новые миллиардеры.
– Долларовые, – подхватила Алиса.
Молоденький узбек Джони (Джанибек) вёз тяжёлую гружёную тележку. Он остановился, пропуская беседующих приятельниц, и запачканной ладонью вытер пот со лба.
– А как у тебя на личном фронте? – спросила Надя.
– Да так, по мелочам, мимоходом, – усмехнулась Алиса. – В общем, никак.
– А у меня как! – Воскликнула Надя. – Да ещё очень даже как, не то слово! Представляешь, зашёл к нам в салон один такой, туз, и спрашивает жилетку из горного волка. А это ведь красный волк, из «Красной Книги», запретный. Браконьерский товар, такого у нас нет. Ну, я ему шепчу: достану. И достала через своих охотников. У них всё есть, сами бьют и сами шьют. Туз в восторге, в ресторан зовёт, я ему: зачем ресторан, идём ко мне, у меня интересно и вкусно. Пришли. На стенах – моя живопись, он в отпаде, особенно от Ню обалдел. И просит, чтоб его написала обнажённого в жилетке этой. Договорились: пишу ночами после секса с ним, он, вроде, запал на меня. Ну, так у меня план: пускай раскрутит меня как художницу, выставки там, пресса, и стану я известной и независимой!