Карелин вздохнул с облегчением.
— Что с ним произошло, я не очень понимаю. Как он попал в эту компанию — тем более. Но то, что он всегда куда-нибудь попадает, — это факт, не требующий как говорится, доказательств… Бедовая головушка! Может, помнишь историю с журналистом Орловским? Который уехал в Швецию?
— Нет, — честно признался Карелин.
Так вот, там Вашко работал против всех — своих, наших, то есть милиции, КГБ… Причем происходило это не вчера, а позавчера, когда приснопамятная перестройка граничила с застоем. И все службы работали как надо.
— Крепкий орешек!
Вот именно, — подтвердил Киселев… — Этого Вашко надо задержать и доставить в Москву в целости и сохранности.
— А если окажет сопротивление?
— Хм-м-м… — задумался Киселев. — Ис сопротивлением задержать. Как в кино: живым или мертвым. Понимаешь, он не должен уйти на их сторону… И не подумай, что это опасно конкретно для меня. Мне на это насрать и растереть. Просто я хочу еще раз попробовать кое-что втемяшить в его лысую голову.
— Понял, товарищ генерал.
— Ничего ты не понял… В части Вашко мы работаем на ОКО ГБ — это будет наш успех, в части незадержания Эпстайна и Шлезингера мы тоже работаем на ОКО, но против баранниковского МБ. Теперь понял?
— В общих чертах… Я пойду? Может, Липнявичус прорвется из Тбилиси.
ГЛАВА 44. ТБИЛИСИ. ГРУЗИЯ
Тягны-Рядно отдал синюю книжицу с гордым американским орлом Стиву, тот спрятал свой паспорт в карман.
— Удостоверились, что не из КГБ?
Фотокорреспондент посмотрел на звезды, усыпавшие яркий южный небосклон, и вздохнул.
— Он действительно пришел ко мне в тот день… Слушайте, может, пойдем в гостиницу? Сядем, поговорим спокойно.
— Боюсь, что как раз там спокойно мы и не поговорим, — заключил Стив. — Ночь теплая, и здесь, на лавочке, нас никто не будет искать.
Они сидели под деревьями в парке «Мзиури». Вашко, прохаживающийся на некотором удалении, то поглядывал на дорогу, то изучал в темноте многофигурную композицию памятника: проказливый мальчишка с собакой, два старика, одна пожилая женщина. Когда-то давно он читал повесть Думбадзе «Я, бабушка, Илико и Илларион» и теперь не без любопытства рассматривал героев этого произведения, правда, отлитых в бронзе.
— Продолжайте, — попросил Стив.
— Он пришел. Мне показалось, что он чем-то здорово встревожен или напуган. Никогда раньше я не видел Роберта таким. Веселый, улыбчивый, настоящий фанат фотографии — это у него еще со студенческой скамьи. Может, помните, мы в МГУ даже делали совместную с ним фотовыставку? Нет? Хорошая была экспозиция! Я снимал его «Кодаком», а он моим «Зенитом». Так она и называлась: «Москва глазами двух студентов». Пользовалась успехом.
— Если можно, о Роберте, — попросил Стив.
— Да-да, конечно… Мы перекусили, я ему постелил на раскладушке, но он всю ночь не спал — часто подходил к окну и смотрел на улицу. Я понял, что он кого-то боится. Но кого? Не знал… Утром он сказал, что пойдет просить убежища. Я удивился, попытался отговорить его от этого шага. Говорил, что все в развале, жрать нечего и всякое такое. Он подумал и ничего не сказал. А потом…
— Что потом?
— Потом он спешно засобирался.
— Куда? В посольство?
— Нет. Я не знаю, куда. Кажется, он и сам этого не знал. У него была потребность куда-то идти, все равно, куда. Мне пришлось его заставить рассказать все.
— Ну и?..
— Вам что-нибудь говорит название фирмы «Фрэнсис Беннет и сын»?
— Не больше, чем вам! Не удивляйтесь — я не обязан знать все фирмы, даже если они и расположены в Штатах…
— Мне тоже ничего не говорит. Но Роберт все время упоминал ее. Говорил о ней даже в ге короткие мгновения, когда удавалось ему заснуть. Хотя все это больше походило на бред.
— «Фрэнсис Беннет и сын»? — повторил Стив. Нет, не помню. Чем она хоть занимается? Вы знаете?
— Кажется, производством строительных материалов.
— Строительных? Причем здесь это?
— Не знаю — я так этого и не понял. Понял только одно — он боялся России и точно так же вашей страны.
— Любопытно. А вы не могли чего-нибудь перепутать? Вообще-то он походил на здравомыслящего?
Иногда не очень.
— В чем это выражалось?
— Он сказал, что его облучили…
— Облучили? Чем? Чушь какая-то…
Я понял, что когда он лазил по лесам или где-то там на самом верху крыши нового посольства и проводил какие-то исследования — какие не сказал, — он внезапно почувствовал себя плохо. Потом это пропало, а потом возобновилось так резко, как будто включили рубильник.