— В триста тридцать третьем?
— Точно. Передав ему все документы, которые он просил подготовить, договорились о встрече через три дня. Он за это время должен был, насколько мне известно, побывать в прокуратуре, суде, обкоме и милиции. По имеющимся у нас с Евсеевым данным, он побывал везде, кроме милиции… На очередную встречу не явился… Телефон в номере молчал. Где он и что с ним — неизвестно. Мы по своим каналам — все же у нас остались друзья и после увольнения — пытались навести справки. Но — это неожиданность и для нас с Александром, он как в воду канул.
— Мда-а-а-а… — только и смог произнести Кирилов, садясь на большой дощатый ящик, стоявший в углу.
— Противодействие сильное. Здесь в Аршальске живут по принципу — мусор из избы не выносить. А он, не без нашей помощи, замахнулся на самого Анарина.
— Кто это?
— Милицейский генерал. У него в досье аналогичные увольнения сотрудников по прежнему месту службы. Об этом даже в милицейском журнале писали лет восемь назад. Тогда у него это не прошло… Восстановили сотрудников…
— А зачем ему прокуратура с судом понадобились?
— Зачем? — невесело усмехнулся Джинян. — Мы туда неоднократно обращались с заявлениями о восстановлении нас по месту службы, но… Как видите — строим церкви вместо того, чтобы ловить преступников.
— А за что вас уволили? За часовщика?
— Если бы… Мне много чего вклеили: спекуляцию автомашинами, нарушение режима секретности, создание подслушивающего устройства, незаконное фотографирование… И главное — прокуратура отмела все эти обвинения, а милиция не восстанавливает.
— В Москву, в Министерство внутренних дел обращаться не пробовали?
— Выше дошли. До приемной Президиума Верховного Совета…
— Ну, и что?
— Все возвращается назад к тому же самому генералу, что нас уволил… Он, как я понимаю, не сам инициатор всей этой катавасии. Она ему ни к черту не нужна…
— Кто же тогда заинтересован?
— Чьи интересы задел арест Ротасова? Обкома партии! Вот здесь и есть корень всего зла. Подозреваю, что именно оттуда и исходила инициатива позвонить редактору «Пламени» и не допускать журналиста.
— Не перебарщиваете?
— Недобарщиваю! Давайте рассмотрим, кто есть кто? Заведующий административными органами обкома — бывший прокурор. Анарин — человек пришлый, поставленный Москвой еще при бывшем министре. От него не избавиться, но можно обратить в свою веру.
— Как это — «обратить»?
— Замазать на чем-нибудь. Например, на рыбных делах. У нас Двина — речка рыбная… Браконьеров много, но большинство из них высокопоставленные. Да и сам генерал до рыбки, ох, как охоч! Рыбозавод коптит день и ночь, а в магазинах пусто. Тут уже и ОБХСС имеет поле для деятельности. Но… — он с досадой махнул рукой. — В общем, у этих ребят тоже хватает обездоленных. Сразу, как говорят, не отходя от кассы, человек семь могу насчитать. Но это к нашему разговору уже не имеет отношения. Так, небольшой экскурс в историю.
— А Евсеева за что?
— Сашку? Смеяться будете — он вообще к этой истории отношения не имеет. Ни к Ротасову, ни к допросам… Он в отпуске в тот момент был, а когда вернулся, узнал, что меня увольняют и решил заступиться. Вот и его — по ушам да на улицу…
— А основания? Просто так и на улицу — это знаете ли…
— Есть основания. Он женщину убил и спустил в полынью…
— Как убил? — опешил, уже ничего не понимающий Кирилов.
— По документам, по показаниям свидетелей… Кто она, где жила — информации ноль… Хотите скажу, кто это видел? Смеяться будете… Сотрудники областного управления внутренних дел — майор и подполковник. И самое интересное: видели это и молчали до тех пор, пока не потребовалось вывести Евсеева на чистую воду, а по сути дела, насобирать комп-ры. А времени с якобы произошедшего убийства прошло немало — месяцев семь или восемь. Это обвинение отмели уже в Москве, в республиканской прокуратуре.
— Тогда вы должны работать, а не красить церкви!
— Оказалось, что понятие презумпции невиновности на сотрудников милиции распространения не имеет… Впрочем, еще и на членов партии, кажется.
— В смысле?
— Когда возбуждается уголовное дело, когда еще и не пахнет доказательствами, партия уже торопится исключить коммуниста. А вдруг он невиновен? Преступником объявляет лишь суд… Разве это не так?