— А шейх Мохаммед Эмин?
— Он пойдет с тобой. Вы теперь все равно не сможете попасть в Амадию, потому что путь туда уже перекрыт.
— Турки должны уважать султанский паспорт и фирман губернатора.
— Среди них будут люди из Киркука, и вполне возможно, что кто-то из них знает Мохаммеда Эмина.
Еще во время нашего разговора в дом вошли двое мужчин. Это были мои старые знакомые Пали и Мелаф. Увидев меня, они от радости разволновались и, пожалуй, с десяток раз поцеловали мне руки.
— Где пир? — спросил Али-бей.
— В гробнице Йонаса под Куфьюнджиком. Он послал нас, чтобы сообщить тебе: напасть на нас должны на второй день праздника, ранним утром.
— Известен ли ему повод для нападения, выдвинутый губернатором?
— В Мальтайе одним из езидов убиты два турка. Он хочет найти преступника в Шейх-Ади.
— На самом деле в Мальтайе два турка убили двух езидов. Видишь, эмир, каковы турки? Они убивают моих людей, чтобы найти повод для вторжения в нашу страну. Пусть же они найдут то, что ищут!
Мы с переводчиком отправились в мою комнату учить язык езидов. С нами молча сидел Мохаммед Эмин, курил свою трубку и удивлялся тому, сколько я трачу усилий, чтобы понять слова чужого языка и прочесть книгу. Я занимался целый день и весь вечер. И следующий день провел я в столь милых моему сердцу и разуму занятиях.
Тем временем я заметил, что жители Баадри незаметно возят свое имущество, а в одной из комнат дома Али-бея отливали в больших количествах пули. Могу еще добавить, что писарский осел все это время не подавал голоса, ибо его господин сразу же с наступлением темноты привязывал ему на хвост камень.
То и дело подходили паломники: то в одиночку, то семьями, то большими толпами. Много среди них было бедняков, зависевших от милосердия окружающих. Но кто-то тянул за собой козу или жирного барашка, люди побогаче вели за собой корову или две, а несколько раз я видел даже целое стадо. Все это были дары и жертвоприношения, которые состоятельные люди несли к гробнице святого, чтобы вместе со своими бедными братьями не испытывать недостатка в дни праздника. Столько много людей еще ушло и пришло, что мои башибузуки и арнауты пропали без вести. Мне так и не удалось узнать, где же они остались.
На третий день, первый день праздника, я снова сидел с толмачом над книгой. Солнце еще не взошло. Я так углубился в работу, что не заметил, как вошел писарь.
— Эмир! — закричал он, покашляв прежде несколько раз, что мною, конечно, было замечено.
— Что такое?
— Вперед!
Только теперь я заметил, что писарь был уже в сапогах со шпорами. Я передал книгу сыну Селека и вскочил. Я совершенно забыл, что должен вымыться и надеть свежее белье, если хочу в достойном виде появиться у могилы святого. Я взял белье, спустился вниз и поспешно оставил деревню. Ручей кишел купающимися, и мне пришлось немножко пройтись в поисках места, где за мной — как я считал — не будут наблюдать.
Здесь я выкупался и сменил белье — процедура, которую в путешествиях по Востоку не слишком часто можно выполнить. Поэтому я почувствовал себя как бы заново рожденным. Я хотел уже покинуть свое укромное местечко, когда заметил легкое шевеление кустов, что росли по берегам ручья. Зверь это или человек? Приближались военные действия, и не мешало бы подумать о личной безопасности. Сначала я отвернулся от зарослей, потом сделал резкий поворот и, прыгнув вперед, оказался в самой гуще кустов.
Передо мной сидел на корточках довольно молодой мужчина, у которого был явно воинственный вид, хотя единственным оружием ему, как я заметил, служил нож. Широкий шрам пересекал его правую щеку. Он поднялся, намереваясь быстро отступить, но я схватил его за руку и удержал при себе.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я.
— Ничего.
— Кто ты?
— Я… езид, — боязливо ответил он.
— Откуда ты?
— Меня зовут Ласса, я из рода Дассини.
— Я спросил тебя, что ты здесь делаешь.
— Прячусь, потому что не хотел тебе мешать.
— Ты находился здесь еще до моего прихода и, стало быть, имел полное право остаться, вместо того чтобы прятаться. Где ты спал этой ночью?
— В деревне.
— У кого?
— У… у… у… Я не знаю его имени.
— Дассини не пойдет к человеку, имени которого не знает. Пойдем со мной, покажешь мне своего хозяина!
— Сначала я должен искупаться!
— Сделаешь это после. Двигайся!
Он попытался освободиться от моего захвата.
— По какому праву ты так говоришь со мной?
— По праву недоверия.
— Точно так же и я могу не доверять тебе!
— Конечно! Прошу тебя, сделай это. Тогда ты отведешь меня в деревню, чтобы выяснить, кто я такой.
— Иди куда тебе захочется!
— Именно это я и сделаю, однако ты пойдешь со мной.
Взгляд его скользнул по моему поясу. Он заметил, что у меня нет оружия, а я по его виду отгадал, что он намерен схватиться за нож. Но это не произвело на меня ни малейшего впечатления. Я лишь крепче держал его запястье и резко рванул незнакомца на себя, что вынудило его выйти из кустов на открытую полянку.
— Как ты смеешь? — набросился он на меня.
— Ничего, потерпишь. Ты пойдешь со мной сейчас же!
— Отпусти руку, иначе!..
— Что иначе?
— Я применю силу!
— Примени!
Он выхватил нож и попытался нанести удар. Я отбил его руку вверх и завернул ее назад.
— Мне жаль тебя. Ты, кажется, не трус!
Я сдавил ему руку, так что он вынужден был выронить нож. Я быстро поднял упавшее оружие и спрятал к себе в карман. Он пытался мне сопротивляться, но вынужден был пойти. Когда мы дошли до деревни, то большая толпа собралась вокруг нас и сопровождала до жилища бея. Тот находился в селямлыке, куда я и отвел чужака. Недалеко от двери стоял, не замеченный пленником, мой башибузук, который весьма удивился, когда мы проходили мимо него. Казалось, он узнал пленника.
— Кого ты привел мне? — спросил Али-бей.