Так вспомним же о городе, звучащем, неушедшем, где
Пребывающий ступает по земле, где встреча в крови слова
И золе преобразится вечностью невидимого крова.
* * *
Глаза возвращаются к пространству памяти,
Его высоким долинам, сухому хлебу, поземке,
Мягким постелям и изобильным голосам.
Здесь она существует, падает, просыпается,
Кровоточит, горчит, обманывает себя.
Но времени прошлого больше нет. Падаем.
Мы падаем в будущее, в сети будущего,
Мягкие сети бездумья, говора о себе, свадеб,
Новостей и картонных фильмов. Страна,
Которую мы любили, больше не существует.
Ее и не было.
* * *
Обгорелый остов ворот и заросший травой проселок,
Эти дома сгорели. Сгорели крыши, веранды и кусты
Под окном. Мира, в который мы верили, больше нет.
Он не был богатым, в нем была надежда, он полон иллюзий
Больших и малых. В нем были хорошие люди, были плохие;
Плохие люди убивали, подсаживали девочек на наркотики.
И это волновало, не всех, волновало кого-то. Иногда.
Но это не так. Не волнует ни что. Волнует все для себя.
Хороших и плохих людей больше нет. Это признано.
Это уже не смешно. Не бывает благородных порывов, бескорыстных
Желаний. Все это глупости для толп. Но и толпы не верят, зачем им?
У каждого свои интересы, а еще, о да, психологические проблемы.
У всех теперь психологические проблемы. И это главное.
Те, кто бросались спасать, а зачем это было им нужно?
Их обманывали и использовали. Но и это не так уж важно,
Вероятно. Если не считать растраченные и погубленные жизни.
Слава сытым, хитрым и острожным. Они поют себе славу.
И все же была весна, весна надежды и весна фантазий, и высокие
Горы земли без края. Во сне в никогда не ступала нога зла,
Топталась на горизонте. Там были голубые деревья свободы,
Серебряные деревья доверия, там были земли снов о друзьях.
Там были улицы, где можно умереть на тротуаре,
Но и дома, куда мы могли прийти, и где нас любили.
Или нам кажется? Падение прошлого неизмеримо.
Не показывая купленные товары, свадебные альбомы,
Одинаковых детей, не раскладывая по тарелкам
Выжатые слова, не надкусывая сушеные воспоминания,
Наверное, там были рады. О, эта радость того, что тебе рады!
Или это казалось? Память неизмерима. Или мы были одиноки?
Но этих домов больше нет. Они сгорели в тусклом огне времени,
А их владельцы покончили с собой под его незаметным грузом —
Непосильным грузом полого времени. Многие из умерших
Еще живы. Им даже можно позвонить. Но и это не имеет значения.
Потому что этого города больше нет.
* * *
Ты помнишь, как город горел? Горели улицы и переулки?
Как в огне полыхали дома, сараи, как несли ведра, багры? Нет,
Я не помню тоже. Он горел тихо, он сгорел незаметно.
Но ты его не тушил. Нет, ты не тушил. Не кричал, что сивилла.
Не плакал от горечи и бессилия перед временем. Не рвал на себе кожу
Глядя, не рвал ее от мысли о том, что так заблуждался в этих людях. И
Не продолжаешь путаться, жалеть, выдумывать. О, нет, ты не заблуждался.
Нечего там было тушить, сказал ты брезгливо и сытно, незачем
Тушить старые пожары чужой весны. Ты никогда и не думал, что город
Есть. Просто ел бутерброд и радовался тому, что успел унести все ценное.
Да здравствует предусмотрительность! Да здравствует сытый разум!
Ты говорил: вы верили в благородство, никогда не видя его.
Вы были непредусмотрительны. Никакого не было мы.
Город сгорел. Сгорели дома, скаты крыш, сгорели перила памяти.
И настал твой день: стучится посыльный с уведомлением о штрафе.
Посыльный в форме. Он стоит на крыльце, постукивая по перилам. Но
Разве власти теперь есть дело до закрытых дверей памяти? Конечно,
До города посыльному дела нет. Он просто принес конверт, синее
Письмо со штрафом. С любопытством читает его. Этот штраф смерть.
Объясняет посыльный: штраф полагается за порчу имущества,
Памятью вы испортили имущество нации – вас самих.