Ветра почти неощутимы, и река замерзла.
Это ли Кишон, текущий у подножия Кармеля?
Его мосты подняты в небо, а небеса горят
Огнем души, запахом тепла, прикосновения и
Дома. Снег идет, он оседает на волнах, море
Бьется полнотой и светом. За углом ходил
Трамвай, звеня железным телом, пассажиры
Мерзли. Но рельсы сняты, а прозрачный
Снег идет, ветер становится сильнее, низкой
Поземкой раздувая память. Гори, гори огонь,
Сквозь время, на ветру, в котором смерти нет.
Снег падает из вечности, полон лицами живых.
5
Черные тучи разрезаны светлым огнем,
Облаком рваным надежды,
Мерцающей ясным свеченьем. Зажжем же
Нетвердую лампу души, даже в озере ночи,
На краю пустоты, где водой
Не отступят земные отроги и строчки
Круженья иллюзий, мерцанья высокой любви
Неслышны, но шаги отзываются
Эхом небесного хора. Секунды, минуты и годы
Проведем в ожидании дальней безбрежной страны,
Неоставленной и нисходящей. Льются
Звучаньем из окон надежды, глубины состраданья;
Взглядом, коснувшимся черного неба и белого
Облака, сердца коснувшимся,
Здесь, на краю предстаянья и тела земного.
6
Высокое белое солнце поднимается над водой,
За рекой земли, за рекой прощенья.
Там где шаги легки, а стена теней серой
Завесой уже не стоит на пути, не лежит волной,
Обтекая мгновение тела. Из незабвенья
Встает и бывшее, и то, что должно, там желтизной
Купол неба, купол сна обретает мгновенную ясность,
Неподвижность мысли. Счастье горит
Как спирт на ветру, к голубому, хранится как весть,
Которая никогда не наступит, но никогда не забудется.
И поверх времени, навсегда за собой отворит
Бесконечную память о мире, где то, что свершится,
Уже не пройдет никогда. – как костер или россыпь огней.
Затворит за своими шагами что было и не было;
Сохранит то, что должно, и то, что ушло, не пришло. Пей
Из источника истины, высшей, чем было, светлей,
Чем гравий души и случайности ритм;
Там слышна еще поступь любви по краю полей.
Белое солнце сна поднимается над водой. Помни его.
На черном небе помни, когда ветер
Злей, когда земля полна и когда пуста. Серого
Не выбирай. Ты молчишь, вечереет, но земля звучит,
Верь в сон сиянья. Забвением сна
Истину в горсти утратишь. Дай ей звучать. Той, что одна.
7
Вдоль узкой каменистой долины бьется ручей,
Нисходящий, восходящий, пенится ветром,
Вода восходит в небо, там дальше на севере за ливанские кедры
И первый снег. Тропы Галилеи, короткие следы по краю обрыва.
Луг просторен, под низким солнцем ветвится
Тропа, короткими шагами к разливу реки;
Воздух скользит за спиной, белые стены на излучине, жжением
Души, снежные пространства, ивы, прозрачна земля и высока.
Здесь и всюду; место наполнено: земля полна, застыла.
Время: сейчас и всегда, но время подвижно, в ожидании.
Коснуться пальцами пространства времени, положить руки:
Ладони мерзнут, горят. Кто я на земле, под Твоим взглядом?
В предчувствии знания короток шаг, тропа скользит, но ведет ли?
Возможно ли бессмертие на ощупь? Можно ли знать не ощупью?
Тот берег земли, где лица ждут, где ждут души, ждут глаза,
Высок ли этот берег, покат ли? Смотрят на тебя? Место встречи.
Здесь смыкаются оба, неназываемые, без имени, но имянные.
Я здесь, кто здесь, остановка дыхания секундна, полноводна.
Ты смотришь, время бескрайне, но напряжено, сжато в точку.
Могут ли они сомкнуться? Это ли движение, дыхание веры?
Так вьется тропа ожидания, надежды, ветвится сквозь чувства,
Вьется поверх времени, в секунду, а потом снова не здесь,
Расходится ручьистыми скалами и снежными излучинами, тает —
Тает шум, тает время, душа расправляет складки, качнется.