Однако же очередной день на борту 'Чеглока' начался необычно. За завтраком Хайди вдруг спросила, какое сегодня число. Корнев оторопел. И это спрашивает носительница немецкого порядка? Откровенно говоря, Роману захотелось беззлобно, но от всей души поиздеваться над таким чудовищным покушением на основы, но, глядя на серьезное лицо девушки, он передумал. В конце концов, проведя неделю с лишним в камере-одиночке, можно и потеряться во времени. Поэтому Корнев просто глянул на календарное окошко в компьютере и ответил:
- Двенадцатое марта.
- Но нет! - возмутилась Хайди. - Двенадцатое марта уже давно было! Двенадцатого марта прибыла я на Альфию!
- Двенадцатое по нашему календарю, - уточнил Корнев. - По вашему - двадцать пятое.
- У меня сегодня день рождения, - вздохнула Хайди. - Мне теперь восемнадцать лет.
Корнев тоже вздохнул. Да уж, не повезло девочке... Пираты эти, а теперь еще и день рождения на корабле, затерянном в космической пустыне... Ну уж нет! От пиратского плена он ее избавил, значит и праздник устроит. Хоть какой, а все равно праздник.
- Хайди, подожди немного, я сейчас, - Роман метнулся в каюту. Ага, вот она, не покусились пираты. Маленькая, на двести пятьдесят грамм, бутылочка вишни на коньяке. А много и не надо. Так, поищем еще... Вот и сладкое - вовремя забытая пара пряников. Корнев недоверчиво постучал одним из этих пряников по углу кровати. М-да, броня, как говорится, крепка... Ну да ничего, с чаем пойдет. Теперь бы еще подарок найти... Вот с этим оказалось труднее всего. Ничего такого, что можно было бы подарить юной девушке, у Корнева не было. Хотя... Вот это пойдет. Точно!
- Вообще-то, это ты должна проставляться, - Роман выставил на стол выпивку и пряники, - но раз уж ты на моем корабле, то я и угощаю!
- Что значит проставляться? - Хайди хотя и несколько даже оторопела от неслыханного изобилия, но к незнакомому слову прицепилась.
- Выставлять угощение. Но это просторечное выражение.
Хайди понимающе кивнула.
- И вот, - Корнев протянул руку. На его ладони лежал маленький золотой кружочек - русский червонец. - Я эту монетку на счастье возил с собой, помогало. Мне больше нечего тебе подарить, но... Она правда приносит счастье.
Хайди осторожно взяла монету из руки Корнева. Поднесла поближе к глазам, медленно повертела. Задержалась на секунду на русском гербе, чуть дольше всматривалась в профиль императора Владимира Пятого.
- Рома... Спасибо... - Хайди встала и подняла лицо, на котором светилась хитренькая улыбка. Быстрое, почти неуловимое движение - и Корнев получил поцелуй в щеку. Именно поцелуй, а не просто касание губами, как в прошлый раз. Инстинктивно Роман попытался обхватить девушку руками, но каким-то необъяснимым образом она увернулась и села за стол с таким видом, как будто бы ничего такого и не было. Корнев вспомнил, как ловко Хайди вывернулась из рук пиратки, которую он затем застрелил. Ну вот, сравнил тоже... Однако же девушка ловкая и крепкая, ничего не скажешь.
Потом они смотрели кино и концерты, разговаривали и смеялись, потом Корнев взялся научить Хайди играть в подкидного дурака и был немало озадачен, проиграв четыре кона подряд, потом просто слушали музыку и даже немного танцевали, потом опять кино и разговоры. Что самое интересное - к концу дня от несчастных двухсот пятидесяти граммов вишни на коньяке еще что-то осталось. Хайди почти что не пила, лишь изредка поднося рюмку к губам, Роман, глядя на нее, тоже прикладывался к рюмочке редко и по чуть-чуть.
Когда разошлись по каютам, Корнев долго не мог заснуть. Он лежал, прикрыв глаза, и вспоминал, как они с Хайди танцевали, как его руки бережно держали девушку за талию, как она аккуратно и осторожно не прижималась даже, а только касалась его своим телом, как ему сильно хотелось прижать ее к себе... Теперь Роман совершенно точно понимал, почему он так до сих пор и не женился, несмотря на все старания и уговоры матери. Потому что раньше он просто не встречал Хайди.
Не спалось поначалу и Хайди. Она прислушивалась к новым для себя ощущениям в душе и теле. Рома... Ее спаситель, ее рыцарь. И ее мужчина. Нет, не сегодня, конечно, и не завтра. Ну, может быть, не завтра... А может быть и завтра... В одном Хайди была уверена полностью - это ее мужчина, и она сделает все, чтобы он таковым стал. Ну то есть он сам сделает, конечно, а она... Раз уж судьба сделала ей такой королевский подарок, то она его не упустит. Даже не надейтесь! Вот с таким победным настроем Хайди и уснула.
Ну если двое так тянутся друг к другу... Случилось все уже в конце следующего дня. Они снова танцевали под какую-то старинную мелодию, очень нежную и в то же время такую волнующую, будто зовущую куда-то далеко-далеко, в мир волшебства и радости. А когда мелодия закончилась, Роман не захотел отпустить Хайди, а она не захотела, чтобы он ее отпускал. Так и стояли, потеряв счет времени, и лишь спустя то ли целую вечность, то ли один миг, Роман осторожно поднял голову девушки и успел сказать вечные три слова и услышать те же слова в ответ, а потом полностью утонул в распахнутых синих глазах, а потом глаза Хайди медленно закрылись, и... Но здесь мы оставим наших влюбленных друг другу, одних на миллионы километров вокруг, и не будем подглядывать туда, где место только двоим.
Они не считали дней и ночей. Нет, Корнев считал, чтобы не пропустить время, когда нужно будет начать отчаянно экономить еду, но странным образом это никак не отражалось на счете времени, сколько они уже были вместе с Хайди. Это были как будто два разных времени, и в одном, где была его Хайди, он жил, а в другом, где надо было считать дни и запасы, лишь ненадолго появлялся.
Поэтому Роман и не мог точно сказать, на какой день Хайди, прижавшись к нему всем телом, еще минуту назад упругим и крепким, а теперь мягким и расслабленным, спросила:
- Рома... А если нас не найдут, мы умрем?
Вместо ответа Корнев просто прижал свою женщину к себе. Что тут отвечать-то, если и так все понятно?
- А мы от голода умрем, да?
- Нет, скорее всего, замерзнем, - соврал Корнев.
- Это хорошо, - удовлетворенно сказала Хайди. - Так лучше.
- Почему? - удивился Роман.
- Ну... Мы же в обнимку заснем, чтобы согреться. И не проснемся. Когда нас найдут, то не смогут разделить... прости, рас... расцепить, да? Так и похоронят вместе.
Корнев опять не ответил. Не мог найти он слов, которые были бы уместны после такого. Он мог только мысленно молиться, чтобы их спасли. Может, Хайди и права, но он очень хотел жить. Потому что теперь его жизнь была наполнена счастьем и счастье это удобно пристраивало головушку у него на плече и потихоньку засыпало...
Глава 9
- Равняйсь! Смирно! Равнение напра... во! - полк застыл темно-синей стеной. Взметнулись к козырькам фуражек ладони командиров, вскинулись карабины в руках солдат и младших унтеров, замерли камнями в стене господа офицеры и старшие унтера.
- Ваше Императорское Величество! Восьмой истребительный Великого Князя Андрея Константиновича авиационный полк к Высочайшему смотру построен! Командир полка полковник Арефьев!
- Здравствуйте, молодцы-андреевцы!
- Здра... жла... ваше... ипмрас... вличс!!!
- Благодарю за отличную службу! Я счастлив, что у России есть такие солдаты, как вы!
- Ура! Ура! Ура-а-а-а!!!
Ударил марш и под его бодрящие звуки Государь Император в сопровождении полковника Арефьева и генерал-лейтенанта Великого Князя Андрея Константиновича пошел вдоль строя полка. Императора Корнев, как и почти все в полку, видел впервые в жизни, и сейчас, глядя на высокого и статного человека, идущего твердым и уверенным, по-настоящему хозяйским шагом, не мог не признать: Его Императорское Величество Константин Четвертый действительно олицетворяет великую Российскую Империю. В отлично сидящем темно-зеленом с красным мундире Ново-Преображенского полка, почти двухметрового роста, с отменной гвардейской выправкой, шестидесятидвухлетний монарх, казалось, внимательно вглядывался в лица офицеров и солдат полка. Никому и в голову не приходило, что на самом деле государь даже при его неспешном шаге всмотреться в каждое лицо просто не имел возможности. И самому Корневу, и всем, с кем он потом делился своими впечатлениями, казалось, что именно с ним встречался глазами самодержец, именно ему в самую душу проникал пристальный взгляд серо-голубых очей русского царя.