Корнев с усмешкой вспомнил, как страшно ему было начинать разговор с Хайди перед полетом. Набравшись все-таки смелости, он объяснил ей, что на Страстной неделе у русских предаваться известным любовным радостям не то чтобы прямо так уж не принято, но считается очень нежелательным. Правда, не стал добавлять, что, в общем-то, не только на Страстной неделе, а и вообще в Великий пост. А то получилось бы некоторое непонимание.
- Да, - сказала Хайди. - Я знаю, что русские... как правильно - верящие? Нет, ве-ру-ю-щие, - она старательно выговорила это по слогам. - Но ты, - Хайди хитро улыбнулась, - мой муж, и я должна учиться... нет, научиться жить по-русски.
- Еще не муж, - Корнев несколько оторопел и от такой послушности своей обычно жадной до тех самых радостей невесты, и от того, как быстро, практически сразу, она произвела его в мужья.
- Ты знаешь, - довольную улыбку Хайди растянула чуть ли не до ушей, - это у вас 'муж' и 'мужчина' разные слова. А у нас - одно. Mein Mann, (1) - добавила девушка победным тоном.
(1) Mein Mann - в зависимости от контекста можно перевести как 'мой муж' и 'мой мужчина' (нем.).
Да, с такой невестой (а по ее логике - уже и женой) не соскучишься и без постели. Вон, просто спит в кресле и то, смотришь на нее и улыбаешься. Корнев вновь повернул голову - вот оно, его золотоволосое сокровище. Золото, которое он везет домой.
Корнев летел домой. Так заведено - мотаясь по Фронтиру, Корнев всегда прилетал домой на Рождество и Пасху. И вот сейчас, как раз на Пасху, он вез домой невесту, чтобы познакомить ее со своими родителями, братьями и сестрами, племянниками и племянницами. Пусть они посмотрят на его будущую жену, а Хайди посмотрит на своих будущих родственников и на мир, где она скоро будет жить.
Родителям, правда, Корнев написал все это не настолько прямо. Свое решение жениться на Хайди он решил изложить им живьем, при личной встрече. Пусть они увидят его избранницу, пообщаются с ней, поймут, какая она замечательная. Так будет гораздо лучше, чем просто написать им, что решил жениться на иностранке. Не то чтобы это рассматривалось как нечто предосудительное, но на памяти самого Романа такого у них в Тюленеве не было. Правда, у Витьки Королева, друга детства, бабушка была ирландка, дед привез жену с Фронтира. А других таких случаев Корнев не знал. Ну и что? Какая разница? Решение принято, а родителям Хайди понравится - вот уж в этом Корнев был почему-то абсолютно уверен.
Хайди, насколько мог судить Корнев, тоже не особенно волновалась по поводу предстоящей встречи, даже больше - у нее ожидание этого события вызывало какое-то приподнятое настроение. Вообще, у нее все, что было связано с предстоящим выходом замуж, вызывало приподнятое настроение и Корневу это очень нравилось. Даже не просто нравилось, а попросту льстило. Ведь замуж Хайди собиралась именно за него.
За час до выхода из гиперпространства Корнев разбудил Хайди, она сама его об этом просила, чтобы иметь запас времени на приведение себя в порядок. Впрочем, время это она потратила исключительно на водные процедуры, оставив одевание на потом, когда после выхода в реальное пространство будет получена сводка погоды с места назначения. Предусмотрительно. Нравилась Корневу предусмотрительность его невесты, ох и нравилась... Вот и сейчас, чтобы не сильно провоцировать жениха на неуместные сегодня желания, Хайди надела плотные брюки и мешковатый свитер.
Да. Еще одно дело, которое надо было сделать дома, это поставить себе в каюту одежный шкаф побольше, чтобы на корабле был кое-какой запас одежды для Хайди. Ну и несколько других изменений внести, чтобы вдвоем было удобнее. Как бы и что бы там ни получилось, Корнев все-таки понимал, что иногда их с Хайди домом будет именно 'Чеглок'. Кстати о 'Чеглоке' - хорошо, что техосмотр и мелкий ремонт корабля провели опять-таки немцы в счет части премиальных. По крайней мере, не придется на Светлой седмице загружать работой техников дома. Приятно было и неожиданно встретить на Райнланде старого знакомого - инженера-специалиста Клевцова. Русское консульство (ага, консульство, читай - то ли штабс-ротмистр, то ли вице-консул Сергеев) специально вызвало его на Райнланд для проверки корабельного компьютера. Немцы, они, конечно, союзники, но доверять им копаться в электронных мозгах русского корабля наши поостереглись. А что пришлось поделиться с гестапо записями с видеокамер внешнего обзора, так это не страшно. Для дела же.
... Какую же Корнев испытал радость, когда вывалившись из гиперпространства, вел переговоры с диспетчером навигационной станции на русском языке! Вот так всегда: пока мотаешься по Фронтиру, вроде бы даже привыкаешь к интерланжу в общении с диспетчерами, зато как только возвращаешься домой, сразу чувствуешь, до каких чертиков этот дурацкий интерланж тебе надоел и насколько же на самом деле приятно слушать, а главное, произносить русские слова!
'Чеглок' приземлился в космопорту 'Тюленев Мыс' в предобеденные часы Страстной субботы. Было уже почти по-летнему тепло, на деревьях - и местных, и завезенных с Земли - вовсю распускались листочки, обещая уже в самые ближайшие дни затопить округу буйной зеленью, легкий и теплый ветерок исключительно удачно дополнял благостную картину. Что ж, такую роскошную погоду на их прибытие Корнев склонен был считать хорошим предзнаменованием. Да и не он один - Хайди все это тоже явно очень и очень нравилось.
Бесшумные электровагончики на антиграв-подушке из космопорта 'Тюленев Мыс' в сам город Тюленев ходили часто, так что ждать не пришлось, и уже через полчаса Корнев и Хайди вышли всего за пару кварталов от дома, а спустя некоторое количество минут и шагов оказались на месте.
Родной дом встретил Корнева тишиной, хотя дверь была и открыта. Аккуратно поставив на пол в прихожей сумку с вещами Хайди и уронив рюкзак со своими пожитками, Роман громко обратился к окружающему пространству:
- А что, возвращение блудного сына так никого тут и не интересует?
-Дядя Рома! - Надюха, старшая из многочисленного войска племянников и племянниц, выскочила откуда-то сбоку. Увидев что дядя Рома не один, тут же перешла на шаг. Ну да, тринадцать лет уже, прыгать перед гостями, как маленькая, уже неприлично. - А мы вас в новостях видели! А вы правда у пиратов в плену были? И всех их перебили? И спасли девушку из Райха?
- Правда, Надя, правда. Вот и та самая девушка - знакомься, Адельхайд.
Надя на секунду застыла, пару раз хлопнула глазами, и у нее как будто включился генератор вопросов, посыпавшихся с невероятной скоростью. Корнев подумал, что надо будет посмотреть в сетевом архиве новостей, что же рассказывалось про его пиратскую эпопею. А то из вопросов племянницы получалось, что она смотрела не новости, а какой-то приключенческий боевик, причем, похоже, что даже сериал. Понятно, что сама себе напридумывала, но интересно же, что послужило, так сказать, отправным пунктом этого полета буйной фантазии.
В максимально ужатом виде представление племянницы о происшествии выглядело примерно так: похищенная немецкая девушка забаррикадировалась на пиратской базе и неделю выдерживала бешеные атаки пиратов, пытавшихся совершить над ней что-то нехорошее. Должно быть, такое ожесточенное сопротивление привело космических разбойников к полному умственному расстройству, потому что они на свою голову похитили еще и дядю Рому. Тут началось самое интересное - дядя Рома чуть ли не голыми руками покрошил всех пиратов, освободил девушку, а потом устроил сражение с целым флотом, прибывшим к пиратам на помощь. Флот этот, естественно, был полностью разгромлен и уничтожен. Увлекательная история, нечего сказать. А уж какая правдивая...
Что же касалось отмеченного Корневым отсутствия интереса к своему возвращению, то проявлять этот интерес в данный момент было, как выяснилось, просто некому. Все ушли святить куличи и яйца, а Надю оставили дома как раз для того, чтобы тот самый блудный сын не вернулся к закрытым дверям. Благодаря такой предусмотрительности родных Роман успел устроить Хайди в одной из гостевых комнат, почти не уступавшей размерами ариенбургской квартире девушки. И пока несколько ошарашенная Хайди соображала, как бы ей разместить свои вещи так, чтобы они попросту не потерялись в этой огромной комнате, Роман оставил ее на попечении своей племянницы, а сам отправился в место, которое, сколько он себя помнил, именно и воплощало для него понятие 'дом'. В детстве это был просто 'дом', потом, когда Корнев возвращался сюда с военной службы или с полетов по Фронтиру, это стал 'родительский дом', и всегда это была его комната в большом и, чего уж скрывать, очень даже зажиточном доме.