По уму, единственное, что можно было сделать — это подать сигнал бедствия и ждать, что кто‑то на него откликнется. Проблема была в том, что, во–первых, прождать можно было долго, а, во–вторых, откликнуться могли те же пираты. Кто их знает, может, разгромленное Корневым гнездо было среди тех астероидов не единственным. Или могли пожаловать те самые арабы, которым он только что доставил массу неприятностей. С другой стороны, никаких других осмысленных действий Корнев не то, чтобы не видел, он совершенно четко понимал, что таковых попросту нет.
Поэтому, слегка поколебавшись, Роман все же запустил сигнал бедствия, дополнив его текстовым и голосовым сообщениями, что подвергся нападению пиратов. Особо против истины Корнев тут не грешил: в конце концов, преследовавшие его истребители никаких опознавательных знаков не имели, так что вполне могли считаться пиратскими. Ну и Корнев надеялся, что упоминание о пиратах быстрее привлечет сюда военные корабли — русские, германские, западные или даже индийские. Теоретически могли появиться и корабли из Желтого космоса, но тут уж оставалось только надеяться, что это будут представители вменяемых миров — те же японцы, корейцы или, на худой конец, маньчжуры.
Впрочем, еще один вопрос — когда они появятся, эти корабли. Проведя ревизию продовольственных запасов и состояния систем жизнеобеспечения, Корнев прикинул, что на нормальную жизнь у них с Хайди осталось две недели. Потом придется отчаянно экономить еду и воду, а самое неприятное — резко снижать температуру. М–да.
Что интересно, пираты «Чеглок» не грабили. За исключением батончика и минералки, которые они ему же и пытались скормить (черт, зачем оставил их там?!), с корабля ничего утащено не было. Более того, все лежало на своих местах, даже выключенный и снятый по требованию пиратов коммуникатор — как положил его Корнев на пульт, так он там и лежал. Странно…
От всех этих мыслей Корнева отвлекла Хайди. Все‑таки умеют женщины из ничего сделать красиво! Куртка и брюки, которые дал ей Роман, были девушке явно велики, но она ухитрилась надеть их так, что некоторая мешковатость ее одеяния в глаза не бросалась. Даже тюрбан из полотенца, накрученный на мокрые волосы, выглядел каким‑то веселеньким аксессуаром, а не обычной банной принадлежностью.
Корнев вдруг вспомнил, каким тяжелым и совершенно не подходящим молодой девушке показалось ему имя Адельхайд Бюттгер, когда он впервые увидел ее в новостях. Оно и сейчас казалось ему тяжеловатым, а вот Хайди… Да, такое имя очень шло этой солнечной девчонке. Хайди… В этом имени Роману слышалось что‑то веселое и доброе, немного несерьезное и очень приятное. Роман широко улыбнулся и даже не сразу заметил, что выглядит девушка немного смущенной.
— Рома, — Хайди виновато улыбнулась. — Спасибо… Я сразу должна была сказать… Ты же слышал, они за мной прилетели… Ты герой, настоящий рыцарь… — девушка быстро наклонилась и прежде чем Роман успел что‑то сообразить, поцеловала его. Скорее даже просто обозначила поцелуй в небритую щеку, едва коснувшись ее губами. Корневу, однако, и этого вполне хватило, чтобы почувствовать себя героем.
— Но я… — Хайди присела в соседнее кресло. Именно присела на краешек. — Я хотела спросить. Что такое… — она смешно наморщила лоб, явно вспоминая, — что такое «мать вашу пиратскую через семь гробов с присвистом»?
О–па! Приехали! Корнев даже предположить не мог, что его азартная ругань во время боя с истребителями может оказаться темой урока русского языка. Первой его мыслью было уйти от ответа, сославшись на ненормативный характер высказывания. Но потом Роман решил, что сейчас как раз тот самый случай, когда отучить человека задавать неуместные вопросы можно именно так — взять и ответить. И он объяснил. Во вполне культурных оборотах речи, с многочисленными разъяснениями простыми словами, жестами и даже с парой неумелых рисунков в блокноте.
Хайди слушала, раскрыв рот и беспомощно хлопая длинными ресницами. Лицо девушки на глазах приобретало характерный свекольный оттенок, руки не находили себе места, комкая штанины на коленках. Когда Роман закончил, она еще несколько секунд пребывала в таком же состоянии, а потом неожиданно рассмеялась.
Смеялась она долго, заливисто и неудержимо. Полотенце с ее головы упало, влажные волосы беспорядочно растрепались по плечам, но Хайди так и продолжала сотрясаться в бесконечных приступах смеха. Кое‑как отсмеявшись и глянув на недоуменное лицо Корнева, она скромно потупила глазки и виновато пояснила:
— Я… я пыталась мне это представить… [9]
Теперь не выдержал Корнев. Дикий смех разобрал и его, пошла по второму кругу хохота и Хайди. На этом жажда новых знаний у девушки не иссякла. Хайди потребовала объяснить, что такое «жопа новый год» и почему этих проклятых пиратов Роман то злобно именовал «козлами безмозглыми», а то совсем по–дружески «дебилушками», и как могло случиться такое, что вместо корабля пираты получили бы острую русскую закуску.
К концу импровизированного урока русского языка у обоих болезненно ныли все лицевые мышцы, лица были залиты слезами, а на восстановление нормального дыхания ушла не одна минута. Потом вдруг Хайди на минуту призадумалась и тихо сказала:
— Ты когда ругался, говорил, через семь гробов. А у нас есть старая песня «Через семь мостов», — и неожиданно громким, хорошо поставленным голосом запела:
Über sieben Brücken musst du gehn,
sieben dunkle Jahre überstehn,
siebenmal wirst du die Asche sein,
aber einmal auch der helle Schein. [10]
Слова Корнев понял с пятого на десятое, Хайди перевела. Роман посмотрел на девушку с некоторым удивлением — как‑то уж очень мрачно прозвучала песня. Мрачно и вместе с тем торжественно и удивительно красиво. Да уж, любят немцы петь мрачные и красивые песни, любят и умеют. Приходилось Корневу такое слышать. Но от этой девочки, только что радостно и искренне смеявшейся над буквальным переводом замысловатых русских ругательств, Роман подобного не ожидал. Ну да, впрочем, молоденькая, что с нее взять. Романтики ей хочется…
— Ну вот и ладно, — Корнев решил первым нарушить неловкое молчание. — Нам пусть будет семь мостов, а им семь гробов.
Хайди совсем по–детски улыбнулась.
— А ты хорошо говоришь по–русски, — похвалил Роман девушку.
— Да, я заканчиваю специальную гимназию, — ответила Хайди. — Хочу стать учительницей русского языка.
— Ого! — удивился Корнев. — А я слышал, в Райхе женщины только дома сидят и детей растят.
— Это западная пропаганда, — отмахнулась Хайди. — Наши женщины учатся и профессию получают… то есть правильно сказать «получают профессию», такой порядок должен быть? Для нас важно, чтобы в семьях было много детей, потому что нас мало. Но пока нас мало, мы не можем женщин только в семьях оставлять.
— Но так же трудно очень получается — и работать, и домашнее хозяйство держать, и с детьми?
— Да, но когда много детей, женщина не работает уже.
Корнев задумался. В принципе, в России было примерно то же самое. Это у него в семье мама не работала, с пятью‑то детьми, а он сейчас вспоминал знакомые семьи, где женщины работали. Но там и детей было по два–три, не больше.
Слово за слово — и завязалась беседа. Хайди и правда неплохо говорила по–русски, хоть иной раз путалась в словах, переходила на привычный порядок слов в предложениях, старалась изъясняться проще и лаконичнее. Где‑то обоим приходилось пояснять свои слова на интерланже, Корнев даже пару раз вспоминал что‑то из основательно подзабытого немецкого, но, в общем, друг друга понимали прекрасно.
Рассказывая о себе, Роман постарался обойтись без подробностей, касавшихся его военной службы. По его мнению, девушке это было бы не особенно интересно, да и не очень любил он об этом говорить. Зато о родителях, о братьях и сестрах, о родном городе рассказывал красочно и подробно. Его самого увлек этот рассказ, и Корнев вдруг ощутил, насколько же он соскучился по дому.
9
Хайди неплохо говорит по–русски, но родной ее язык все‑таки немецкий. Поэтому фразы она иногда строит по правилам немецкого языка. К сожалению, передать на бумаге забавный немецкий акцент Хайди со всеми положенными абляутами и кнакляутами (это не ругательства, а особенности немецкого произношения) невозможно.
10
Через семь мостов тебе идти,
Семь тяжелых лет перенести,
Семь раз станешь пеплом и золой,
Воссияв однажды над землей.
Песня группы «Карат» (Германия), кажется, 1980 год. Автор Эд Свильмс, перевод автора книги.