Выбрать главу

— Такое дело… тут поступили жалобы… будто бы от вас происходит запугивание…

— Э, сразу видно, что ты не хочешь с тестем ссориться! — под общий смех перебил Черепанов. — Давай, бригадир, ты скажи.

Молодой парень встал и слово в слово повторил свою речь. Пестраков огляделся и, не найдя нигде места, осел на корточки. Он свернул цигарку и слушал молча, тяжело поворачиваясь на своем месте, — из-за стола был виден только его широкий, заросший дикой шерстью затылок.

Закончив слово, молодой бригадир еще добавил:

— Не боюсь я вас, гражданин Пестраков!

Пестраков высосал до конца цигарку и крепко придавил ее ногой. Потом резко вскинул тяжелую, грубо отесанную голову и оскалился:

— И я не боюсь вашего вранья. Не сбить вам меня с копылок! Зелены еще! Поработайте с мое!..

Он буро покраснел, полез за пазуху и взмахнул над головой расчетной книжкой:

— Сколько тут трудодней-то, вы это знаете? Я трудовик! Вы балабоните, а я работаю. У вас перекуры, а у меня пот со шкуры. И вы… на меня… да…

Он несколько раз ударил себя в кругло выпяченную грудь и рванул ворот. Все молчали.

Молодой бригадир следил за ним с презрительной усмешкой. Он опять попросил слова.

— Тебе бы, Пестраков, на сцене комедию ломать. Право! Кого ты думаешь здесь на басок взять? Что, мы тебя не знаем? Знаем как облупленного! Это верно, что у тебя трудодней много. Верно, что ты работать умеешь. Только ты забыл сказать, что работать ты охоч только там, где это тебе выгодно. Где тяжело, мы там тебя не видели. Ты для своего кармана работаешь, а не для колхоза. Сколько раз ты ломал нашу дисциплину? Ежели бы тебя председатель не покрывал…

На этом месте Пестраков круто повернулся и, выставив плечо, вперевалку двинулся к выходу.

— Спать пошел! — бросил кто-то ему вдогонку.

— Тут ему стало невыгодно!

— Он без выгоды и в нужник не сходит.

Вероятно, Пестраков слышал за дверью, каким веселым смехом откликнулось собрание на его театральный уход.

Сергей Ильич посмотрел на Черепанова, ему хотелось встретиться с ним глазами.

«Так, по-вашему, «выгода — главное», уважаемый «практик»? Вот вам, получайте второй убедительный ответ на этом дню».

IX

Когда Сергей Ильич начал свою речь, черная тарелочка под потолком источала легчайший, воздушный вальс из «Лебединого озера».

Вначале это мешало ему собрать мысли. Он начал с запинками и даже хотел попросить выключить радио, но подумал, что здесь это, видимо, не принято и небесная музыка, льющаяся с потолка, просто никем не ощущается, как не слышит привычное ухо тиканья часов в комнате.

О чем говорить? Все сказано, все теперь ясно. Оставалось сделать простые выводы и на том закончить собрание.

Но на него смотрели десятки пристальных и суровых глаз. Твердые, сосредоточенные лица, ни одно из них не освещено улыбкой. Сергей Ильич чувствовал, что от него, приехавшего сюда из большого города, ждут какого-то необычного слова, и это напряженное ожидание волнующе передавалось ему, заставляя мысль искать каких-то непривычных образов, ярких, не слышанных здесь слов.

То ли шум ветра за стеной, то ли эта далекая музыка, теснившаяся под низким потолком, подсказала ему необыкновенное начало.

— На Мадере дуют сильные ветры, — сказал он, и вот сладкие звуки вальса стали отдаляться, он перестал их слышать.

Далекая Мадера, маленький остров в океане, — ее никто никогда не вспоминал в этой крестьянской избе. Никто не знал, что там дуют сильные ветры. И уж конечно никто не слышал о том, как островные жуки разделились на крылатых и бескрылых, на летающих и ползающих…

Сергей Ильич, конечно, знал, что в жизни человеческого общества действуют совсем другие законы, но эта история с жуками вспомнилась ему как поэтический образ, все время тревоживший его своей незавершенностью. Может быть, это и хорошо, что страница осталась недочитанной, это поднимало мысль, оставляя несвязанными крылья воображения.

Чувствуя на себе завороженные взгляды слушателей, Сергей Ильич уже не слышал собственного голоса, мысль его парила свободно и широко, — пришло то творческое состояние, когда ему особенно удавались его речи и говорить было наслаждением.

…Когда дуют с океана сильные ветры, надо иметь сильные крылья, чтобы выдержать этот напор. Жуков с бессильными крыльями унесло в море, они стали добычей прожорливых, поднявшихся со дна стай. Конечно, можно было свернуть крылья и спрятаться в щели, где живут пауки и мокрицы. Можно совсем забыть о том, что за спиной есть крылья. Можно думать, что достаточно иметь сильные челюсти и крепкие лапы, чтобы схватить, съесть и убежать в свою нору. Жить там темной, слепой жизнью ползающих… Пока не настигнет более сильный хищник и не схватит в свои лапы мягкое, припавшее к земле тело…