Однако, по какой-то причине, он знал, что мне нужно, поэтому одарил широкой улыбкой.
- Не плачь, – он сделал шаг мне навстречу, – ты в безопасности.
Он не знал, насколько эти слова были значимы для меня, для маленькой девочки. Мне всегда было трудно ощутить себя в безопасности, без плохих парней, атакующих маму, угрожающих мне или распускающих руки, когда они ее не находили.
Я быстро утерла слезы.
Артемис натягивает на голову капюшон своей пижамы, на котором я вижу кошачьи ушки.
- Я тебя защищу, – пообещал, – я супер кот.
Это вызвало у меня улыбку, потому что это не то, что можно было ожидать от него. В дни, когда он был дома, я не видела, чтобы он много общался с остальными, всегда был один. Эта улыбчивая и веселая версия Артемиса была чем-то новым. Возможно, он просто знал, что я нуждаюсь в этом.
- Супер кот?
Он кивнул.
- Да. И я тебе спасу, так что не плачь, окей?
- Я не хочу снова закрывать глаза, мне страшно.
- Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Я скромно кивнула. Что угодно было бы лучше, чем снова уснуть и увидеть ужасные вещи.
Мы сели на диван в гостиной, Артемис включил лампу, стоящую рядом и принес покрывала с подушками из кладовки в коридоре. Мы завернулись в покрывала, Артемис сел рядом и начал читать. Он с таким энтузиазмом читал историю, изображая все голоса, что у меня просто не оставалось другого выбора, как забыть о своих кошмарах.
И я уснула, положив голову ему на плечо.
Он всегда был рядом, чтобы помочь мне справиться с плохими снами, мой персональный супергерой: Супер кот.
От ностальгии и благодарности у меня захватывает дух. Думаю, что та поддержка, которую Артемис мне оказывал с тех пор, как мы были еще детьми, стала важнейшей частью моей жизни. Я чувствую необходимость вернуть ему хоть что-то из этого.
Снова обнимаю Аполо и целую в щеку.
- Ты потрясающий парень, понятно?
Он кивает.
Я поднимаюсь и возвращаюсь в кабинет. Артемис не поднимает головы, когда я вхожу и закрываю за собой дверь. Беру стул у рабочего стола и ставлю его перед ним, сажусь так, что мы оказываемся лицом к лицу. Его лицо закрыто руками, я кладу свои сверху, опуская их. В его выражении все еще этот оттенок боли. Я поражаюсь насколько он все же привлекательный, несмотря на это.
- Клаудия, я же тебе сказал…
- Тссс, – прерываю его.
- Что ты делаешь?
Я вспоминаю все те моменты, когда он делал то же самое для меня.
- Создаю пространство.
Его глаза приоткрываются.
- Это твое пространство, Артемис.
Он молчит, и я продолжаю.
- Если ты хочешь, я буду просто молчать, держа тебя за руку. Если хочешь выговориться, давай. Но я буду рядом, как рядом со мной был ты столько раз. Прекрати думать, что ты должен справляться со всем в одиночестве, что весь этот груз только на твоих плечах. Я, – сжимаю его руки в своих, - … с тобой.
Он глубоко вздыхает, как будто на нем что-то очень тяжелое.
- Я… никогда не думал, что у меня есть на это право, – его глаза сконцентрированы на наших переплетенных руках. – На плохое самочувствие, на то, чтобы сказать о своих чувствах. Не спрашивай меня о причине, я не знаю. Возможно, молчание - это наиболее легкий путь, если ты не хочешь вредить людям, которые важны для тебя.
- Это не лучший путь, когда эти люди причиняют вред тебе.
- Это так, и ты это знаешь – говорит с грустной улыбкой – Она моя мать, Клаудия. Я бы хотел сказать, что ненавижу ее, потому что знаю, что она не очень хороший человек, но не могу. Даже после всего, что я сказал ей на кухне. Хотя я и знаю, что сказал правду, мне жаль, что я ранил ее своими словами, потому что очень люблю ее.
- И это нормально, Артемис. У тебя очень благородная душа, и в этом нет ничего плохого. Но ты не можешь держать все в себе, это вредно для твоего здоровья. Помни, что это твое пространство, ты можешь рассказать мне что угодно, и я никогда больше об этом не вспомню, будем делать вид, что этого никогда не было. Что ты чувствуешь, Артемис?
Это вопрос будто ломает его, разламывает поверхность того места, где у него все копится. Его глаза краснеют, и он начинает глубоко дышать.
- Я так устал, Клаудия, – его губы дрожат. – Было очень трудно 5 лет изучать, то что меня не интересовало, ходить на каждое занятие, получать хорошие оценки, а затем взять на себя такую ответственность на предприятии, – он делает паузу и сжимает мои руки. – Ты не представляешь какого это, просыпаться каждое утро и знать, что тебе надо идти и работать там, где ты никогда не хотел. Я чувствую такую безысходность и одновременно вину за это чувство, потому что мой отец нуждался во мне, и я не хочу сожалеть о своих решениях, потому что он мой отец, и его я тоже люблю.
- Я понимаю, что ты их любишь, но что остается от тебя? Твоя любовь к ним не может быть выше тебя самого.
- Это получается неосознанно. Люди, которых я люблю, у меня в приоритете.
- Если ты сам у себя не можешь быть в приоритете, значит, будешь моим. Твое благополучие, это самое важное для меня. Больше не нужно, Артемис. Твой отец уже освободил тебя от многих вещей в компании. Просто подготовь человека, который будет у руля, когда ты уйдешь, и ты свободен, – говорю с улыбкой. – Ты сможешь заниматься всем, чем только захочешь, а я буду рядом, чтобы убедиться в этом. Договорились?
Артемис отпускает мои руки, чтобы погладить по щеке, смотря мне в глаза. Он наклоняется и нежно целует меня. Это медленный поцелуй, но наполненный столькими эмоциями, что мое сердце сходит с ума, и руки на коленях сжимаются. Его щетина щекочет мою кожу, в то время как губы нежно соприкасаются с моими.
Когда мы отстраняемся, он прижимается ко мне лбом, и я медленно открываю свои глаза, чтобы утонуть в глубине его. Он шепчет.
- Для меня, всегда была только ты, – его слова согревают мое сердце. – Я люблю тебя, Клаудия.
И вот, в своем пространстве, Артемис Идальго лишил меня кислорода.
Глава 30:
«Ты флиртуешь со мной, Артемис?»
Артемис
Клаудия не ответила мне.
Она не сказала, что тоже меня любит, а я и не осознавал, как сильно я ждал этих слов, и как они мне были важны, пока не услышал молчания в ответ.
С невероятной точностью, я помню, как ее маленькое лицо вытянулось в удивлении, как ее губы разомкнулись, однако из них ничего не прозвучало. И именно в этот самый момент Аполо постучал в дверь, чтобы сказать, что ее зовет мама.
И вот она ушла, исчезла из моего поля зрения после того, как я признался ей в любви.
Кручу ручку в руках, я в своем кабинете, но в моей голове снова и снова повторяется эта сцена. Отчасти я радуюсь, что мозг сконцентрирован на этом, а не на разговоре, который у нас состоялся с матерью.