Я облегченно выдыхаю. Бульдозер – одно из самых дорогих оборудований, что мы имеем.
- Отлично, большое спасибо.
Она снова мило мне улыбается и уходит.
Личное персональное участие в каждой отдельной мелочи предприятия не то, что мне советовал доктор от стресса. По его словам, мне нужно больше доверять своим сотрудникам и давать им больше ответственности. Я пытался, но не могу. Я чувствую невероятную ответственность в этом предприятии. Мой отец надеется на меня, и я не могу его подвести.
Я провожу рукой по лицу, глубже погружаясь в кресло. Закрываю глаза, массируя виски. Я вымотан, сказываются бессонные ночи.
- Какой демотивирующий вид.
Голос Алекса застает меня врасплох. Я открываю глаза и вижу его, сидящим с другой стороны стола со скрещенными руками.
- Без обид, но ты выглядишь хреново.
Алекс мой лучший друг, мы познакомились в университете, учились на одном факультете, но он изучал финансы. Когда я взял в свои руки бразды правления компанией, нанял его. Он один из немногих, кому я доверяю.
Опускаю плечи.
- Что ты здесь делаешь?
Он широко улыбается, лицо светится, Алекс очень рад.
- Как всегда такой веселый. Я что не могу навестить своего лучшего друга?
- Я работаю.
- Серьезно? Просто ты выглядишь так, как будто вот-вот откинешься от усталости.
- Со мной все в порядке.
- Я к тебе на похороны не приду, если ты коньки отбросишь в таком виде.
Я устало смотрю на него.
- Я в порядке.
- Конечно. – Алекс кладет свою руку за голову и устраивается поудобнее. – В коридоре я встретил Кристину, думал, ты не смешиваешь удовольствие с работой.
Я сощуриваю глаза.
- Что ты хочешь сказать?
- Ну, она явно выглядела только что оттраханной.
- Не говори о ней так.
Он, сдаваясь, поднимает руки.
- Простите, сеньор джентльмен. Ты сегодня не в духе, – делает паузу, словно в раздумьях. – На самом деле, ты всегда не в духе.
Я ничего не говорю, и он осторожно осматривает меня. Если есть кто-то, кто хорошо меня знает, то это Алекс.
- Ты какой-то чрезвычайно хмурый. Что случилось?
- Да ничего не случилось, – качаю головой.
- Давай сократим это разговор, в котором я уговариваю тебя поделиться со мной, а ты отказываешься, и ты просто все расскажешь.
Вздыхаю.
- Мне кажется, я был слишком жесток кое с кем.
- Нет, – он поднимает палец. – Тебе не кажется. Тебя мучает совесть за то, что ты был с кем-то слишком жесток. С кем?
Я отвожу взгляд, прислоняя голову к спинке кресла. Алекс вскидывает бровь.
- Только не говори что…
- Алекс.
- Я знаю этот взгляд, это Клаудия, да?
Не понимаю, как он все еще помнит ее имя.
- Я говорил тебе, чтобы ты забыл ее имя.
Он закатывает глаза.
- Трудно забыть имя, которое твой лучший друг бесконечно повторял каждый раз, когда напивался на первом курсе.
- Это в прошлом.
Он кивает.
- Да, конечно, конечно. Что ты сделал?
Мои мысли возвращаются к тому моменту, когда она вытирала чай на полу, к слезе, которая катилась по ее щеке. Вся эта картина мучает меня. Не понимаю, почему меня одолевает такая злость рядом с ней.
- Если я скажу, ты меня ударишь.
Алекс от удивления открывает рот.
- Вау, все так плохо, хм?
Выражение лица Клаудии снова мучает меня, я молчу. Алекс смотрит на меня серьезным взглядом, вся игривость сходит с его лица.
- Артемис, тебе нужно оставить ее, прошли годы, ты не можешь продолжать хранить обиду за то, что было так давно.
- Я не чувствую к ней обиду, я вообще к ней ничего уже не чувствую.
- Можешь кого угодно обманывать, включая самого себя, но я знаю, что это не правда. Гнев, потеря самоконтроля рядом с ней из чего-то исходят.
- Достаточно, замолкни уже.
- Просто извинись перед ней, переверни страницу, и попытайся наладить цивильные отношения.
Я ничего ему не отвечаю, поднимаюсь и возвращаюсь к рутине предприятия.
***
После ужина с Кристиной, я отвожу ее домой и возвращаюсь к себе. Переступив порог, ослабляю галстук. Рукой провожу по шее, пытаясь снять напряжение. Слышу шум из кухни, и под предлогом стакана воды направляюсь туда.
Я не наведывался в кухню с того самого утра, когда указал Клаудии ее место. Не могу отрицать муки совести, которые пожирают меня с тех пор, еще эта униформа… Не думал, что она ей будет так хороша.
Ее голос раздается по всей кухне. Она поет? Молча останавливаюсь у двери, что рассмотреть ее. Она что-то готовит и поет, используя ложку вместо микрофона. Я невольно улыбаюсь.
Ее голос звучит так хорошо, он напоминает мне о нашем прошлом.
- У тебя есть мечта? – Я спросил у нее из любопытства.
Она качает головой.
- Нет. Такие как я не могут позволить себе мечтать.
Я хмурюсь.
- Почему?
- Потому что мы только потратим время на иллюзии, которым никогда не суждено сбыться.
Я делаю глоток своей газировки.
- Ты такая пессимистка, знаешь, да?
- А ты такой молчун, знаешь, да?
Это заставляет меня улыбнуться.
- Только не с тобой.
- Знаю, но со всеми остальными… Тебе нужны и другие друзья.
- Тебя беспокоит, что ты моя единственная подруга?
Она улыбается, заправляя прядь волос за ухо.
- Нет, не беспокоит.
Мы молча сидим у бассейна, погрузив ноги в воду. Клаудия начала напевать какую-то песню, и тогда я вспомнил, как сильно ей нравится петь.
- Я знаю, какая у тебя мечта, – смотрю на нее.
Она дрыгает ногами в воде.
- Ну-ка...
- Тебе нравится петь… Тебе не хотелось бы стать известной певицей?
Она опускает взгляд, он рассеивается в прозрачной воде.
- Это было бы…
- Чего ты боишься? Признай это, в этом нет ничего такого.
Она кусает губы, но, наконец, смотрит на меня, глаза блестят.
- Да, это могло бы быть моей мечтой, но если расскажешь кому-нибудь, я буду отрицать, – вздыхает и улыбается. – Мне бы хотелось стать певицей.
Интересно, она все еще мечтает об этом? А тебе какое дело, Артемис?
Я прочищаю горло, чтобы она заметила мое присутствие. Она замирает, бросает на меня быстрый взгляд и опускает ложку, кладя ее в посудомойку. Когда она оборачивается, ее раздраженный взгляд меня удивляет, я думал, что она смутится, но, кажется, сейчас это не то, что она испытывает.
Она злится на меня, и имеет полное на это право.
- Могу чем-то помочь, сеньор? – Меня изумляет, насколько холоден ее голос.
Она не злится, она в бешенстве.
Язык всего ее тела указывает на то, что она вот-вот готова выговориться и оскорбить меня. В этом вся Клаудия, ее невозможно запугать. Она просто послушно прикусывает язык, ей приходится, чтобы сберечь свою работу, но не потому, что она меня боится, это для меня ново. Даже братья меня слегка побаиваются, но не она.