«Где твоя голова, Стефка», — любил повторять папа, — «где твоя голова?».
— Мы не пойдем дальше, — нагло заявил Егор и направился ко мне, широко расставив руки, — Конечная.
— Слышь ты, урод, — начала было я, но вовремя заткнулась, заметив, что между пальцев у него что-то блестит. Чинка? Обломок ножа? Много вариантов — мало хорошего.
— Бабки гони, что остались, — подал голос Косой, — Мобилу. И мы отвалим. По-хорошему.
— Нет, сначала по-хорошему, и мы отвалим, гы, — продолжал выпендриваться Егор. Он подходил все ближе, и я с ужасом заметила, что ширинка его расстегнута, и оттуда выпирает гадкий отросток — зрелище аккурат для фильма ужасов. К горлу подступила тошнота.
«Расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие» — гнусная шутка тупых американских психологов никогда не казалась мне смешной, а теперь волосы буквально вставали дыбом от ужаса. Я схватилась за деревянный шест и выставила его перед собой. А хрен ты получишь, Егорка. Если придется удирать по болотным кочкам, я смогу дать фору этим двум неуклюжим кабанам. Осторожно ступая назад, я углубилась в лес. Егор дернулся за мной и схватился рукой за шест. Я выбросила руку с шестом вперед, что есть силы. Егор упал задницей прямо в болотную топь и завопил.
— Cуукааа!
Косарь оказался ловчее. С прытью, которой я никак не ожидала, он резво подскочил ко мне и рванул с плеча рюкзак. Я охнула и прикрыла голову руками, однако Косарь не стал бить. Он вернулся к Егору и протянул ему шест, помогая выкарабкаться. Я не стала ждать, что будет дальше, и побежала в лес. Рюкзак было жалко, но в нем было не так уж много ценного. Мобилки у меня было две, и вторая лежала в набедренном кармане брюк, а деньги я привыкла тыкать куда попало, так что в запасе у меня хоть что-то да есть. Обидно было чувствовать себя дурой. Папа будет орать, когда узнает. Если узнает. Я бы на его месте орала бы всласть.
— А батя твой подох! — донеслось откуда-то позади. За шелестом листьев я не могла разобрать, кому принадлежит голос, да и это было неважно, — Сожрали его. И тебя сожрут…
Смех, напоминавший хрип истязаемой лошади, какое-то время стоял у меня в ушах, потом, слава Богу, стих. Я осталась одна, совсем одна, в скудных проблесках заката посреди леса, по колено в болотной грязи. И что теперь делать?
Оглядевшись по сторонам, я поняла, что забрела в незнакомую местность, но это не беда. Мне все равно нельзя было возвращаться тем же путем — эти два придурка, небось, поджидают меня на выходе. Дело было за малым — найти этот гребаный выход и обойти стороной. Слезы расползались по щекам противными ручейками, я вытирала их тыльной стороной ладони и ненавидела себя за глупость.
Между тем в лесу стало совсем темно, приходилось пробираться почти наощупь. Было страшно, сердце колотилось в груди, как мотылек в банке. Больше некуда было отступать, нечего терять. Я достала мобильный и набрала мамин номер.
— Привет, котенок, — промурлыкала трубка. Мама определенно была пьяна, — Хорошо отдыхаешь?
— Мам, мне помощь нужна.
— Давай, не сейчас. Я перезвоню, милая.
И все, тишина. Я набирала мамин номер, потом дядин Юрин, все, будто сговорившись, молчали. Телефон Дениса — вне зоны доступа. Черт бы их всех побрал!!! В довершение всего, мобилка «квакнула», разряжаясь, экран погас. Теперь только я и объятия дикой ночной природы.
Мне пришла в голову мысль, что стоило бы забраться на дерево — так больше шансов дожить до утра без приключений. Но подумать было легче, чем сделать. Вокруг были сосны по полметра в обхвате — ровные, высокие, без сучков. И фонарик, как назло, остался в рюкзаке.
Глубоко вздохнув, я двинулась по болотным кочкам вперед. Брюки промокли почти до самой задницы, но я старалась не обращать на это внимания. Хуже всего были комары — целые полчища, нет, легионы адских тварей премерзко жужжали над ухом, лезли в нос и глаза. Я вымазала лицо и руки болотной тиной, чтобы хоть как-то укрыться от укусов, но комары то и дело находили какой-нибудь незащищенный кусочек кожи. Я наклонилась, чтобы зачерпнуть еще тины, вымазать шею, и рука нашарила какай-то твердый холодный предмет.
Это было ружье, самое настоящее. Как раз такое носил отец, но было слишком темно, чтобы сказать наверняка. Я подняла ружье, потрогала спусковой крючок. Бесполезная игрушка. Все размокло и отсырело, годится лишь как дубинка, если есть желание тащить ее за спиной. Я прислонила ружье к стволу и пошла дальше. Завтра я вернусь за ним, чтобы внимательно рассмотреть.
Внезапно впереди что-то булькнуло, как будто большое животное нырнуло под воду и вынырнуло, поджидая, когда я подойду ближе. У страха глаза велики, да и воображение слегка пошаливало, поэтому сразу нарисовала себя эдакую картинку огромного большезубого нелюдя с длинными скользкими плавниками. Я замерла, чувствуя, как в жилах пульсирует кровь. Нечто передо мной тоже затаилось. Спустя пару минут я уже подумала, что мне померещилось, как снова раздался всплеск.