4
Каждая частичка сознания, каждая потаенная клеточка души — всегда стремились навстречу звездам. Теперь, когда у него нет тела, а разум способен преодолевать немыслимые расстояния за считанные минуты, перед ним раскрывалась вечность.
Керт еще никогда не чувствовал себя таким счастливым…
Таким свободным и полным жизни…
Но в то же время его неумолимо влекло домой — в ту часть вселенной, где он ни разу не был, и только память отца своего — Творца Орсихта — указывала дорогу.
Керт едва держал себя в руках от нетерпения — так хотелось увидеть — теперь уже собственными глазами — галактику Трех Оахт. Он не сомневался, что оахтиры встретят его как своего — пришельца из Солнечной цивилизации.
Они ждали тысячу земных лет, наблюдая со стороны, как на Земле постепенно исчезает «маггус-корра-хо». Значит, верили, что Ооалус Орсихт добъется успеха…
Керт подлетел к самому краю галактики, когда перед ним развернулось яркое оранжево-розовое марево. Сознание наполнилось ликованием.
Его ждут! Ему рады! Он возвращался домой!
Керт как раз успевал к началу празднования нового космического цикла…
Настоящее чудо для фальшивого Деда Мороза
Владимиру Е. посвящается…
1
Новый Год уже стучит в окошко, а на дворе до сих пор не выпал снег. Куда ни кинь — одна сухая мерзлая земля, стыдливо прикрытая гнилыми сморщенными листьями из тех, что дворники замаялись подметать. И откуда они берутся — эти унылые последыши осени, некогда бывшие веселыми, торжественно зелеными, обласканными летним солнцем?
Увы, за последние зимы к Новому году без снега не привыкать. А так хотелось бы услышать, как хрустит под ногами свежая морозная корка, почувствовать, как снежинки тают на раскрасневшихся от холода щеках. Чтобы как в детстве, на картинках в книжке или в старых советских мультиках все вокруг было усыпано белым искристым снегом.
Детство — такое близкое и далекое, безжалостно вырванное из объятий мечты и оставленное погибать на осколках чужих ошибок, забытых и минувших промахов — человеческих или Божьих, и непонятно, кто больше виноват — Господь или простой обыватель, в жилах которого течет та же кровь, что у этих сирот.
— Олег, — раздался голос воспитательницы, надтреснутый, словно бабушкина старая супница, которую Олежка когда-то срисовал с картинки, — Отойди от окна. Дует.
Окошки в детском доме — спасибо предвыборной кампании мэра — были новые, пластиковые, без щелей, в которые мог просочиться сквозняк, но Галина Демьяновна по привычке ругала детей, опасаясь, что они простынут.
Простуда — это ведь не только сопли и температура. Это еще и расходы на лекарства, подрывающие и без того скудный приютский бюджет.
Олег будто застыл у окна, упершись ладошками в подоконник, и разглядывал ночное небо. Рядом валялись карандаш и половинка альбомного листа.
— Олег! — повысила голос воспитательница, — Тебе там медом помазано? Скорей сюда. Сейчас Дед Мороз придет, подарки принесет.
Олег вздохнул и отошел от окна, прихватив с собой листок и карандаш. Каждый год одно и то же: лысый мужик в полинявшей красной шубе, воняющей сигаретами и нафталином, и Снегурочка Лариса Федоровна в голубом сарафане, отороченном ватой, изображающей мех. Губы у нее большие, пухлые, некрасивые, а под носом усики — совсем как у мужика.
Ларису Федоровну никто не любил. Одним из ее недостатков было неуемное желание залезть поглубже в душу и вытащить наружу все то, что так старательно пряталось по заветным уголкам, а потом поведать об этом каждому, кто был способен слушать.
— Что это там у тебя? — спросила воспитательница Олега, увидев, как он засовывает бумажку, сложенную вчетверо в карман штанов.
— Открытка. — ответил мальчик и посмотрел ей в глаза, словно голодный щенок, у которого силой забрали мамкину сладкую титьку.
— Кому? — с напускным равнодушием поинтересовалась Галина Демьяновна.
— Не знаю, подумаю, — сказал Олег и неторопливо прошел мимо нее в зал, где ожидалось новогоднее представление.
Конечно, маме, кому ж еще, решила воспитательница. Родной или воображаемой — всегда маме. Заветной мечтой сирот было отправить открытку родительнице и получить ответ. А еще лучше — увидеть ее на пороге детского дома, куда она пришла, чтобы забрать свою кровиночку далеко отсюда — в райскую жизнь, которая рисуется им в настоящей семье.