Чужеземец казался моложе Десмонда, с чуть простоватым лицом и острыми скулами, но глаза его были чересчур зоркими, ищущими по сторонам, что тогда мне ужасно не понравилось.
Он прошел через всю деревню прямиком к трактиру Чезаро, не задавая ни единого вопроса. Будто наверняка знал, где искать.
Первое, о чем он спросил, переступив порог, было о том, как умер Десмонд. Выслушав сбивчивый рассказ Чезаро, чужеземец потребовал показать его могилу. На погосте он долго стоял возле надгробия Десмонда, вытянув руки перед собой, словно поглаживая воздух. Затем повернулся к толпе зевак, незаметно выросшей в кустах за покосившимися надгробиями, и предложил пять золотых монет тому, кто выроет тело.
Толпа в ужасе растеклась во все стороны, впрочем, недалеко. Пять золотых — магический амулет против безбожия и страхом перед нечистью, и вот уже пара смекалистых мужиков бодро махали лопатами, выбрасывая комья земли.
— Я пришел не для того, чтобы попрать ваши традиции и ценности. Я хочу забрать тело Десмонда туда, откуда он родом, где покоятся его близкие, — объяснил чужеземец. Голос у него был красивым, а в глазах при этом мелькало странное выражение. Видимо, он сожалел.
Однако недолго. Сразу же после того, как тело извлекли из земли, усохшее, но на удивление не тронутое особо тленом и червями, чужеземец распорядился завернуть его в чудную мешковину, которую достал из-под полы плаща, и погрузить в любую повозку, которую ему согласятся продать. Желающих набралось много.
Чужеземец не стал дожидаться, пока деревенский люд переделит между собой право заработать гроши, и вернулся в трактир.
— Где то, что он оставил, хозяин?
Чезаро прикинулся дурачком, выпендрежно захлопал ресницами, однако глаза чужеземца буравили его насквозь, будто говорили: я вижу все твои потроха. Я наблюдал, как плечи Чезаро сгорбились, а сам он уменьшился от страха до размеров циркового карлика. Но чужеземец неожиданно отступил.
— Я дам тебе время подумать, Чезаро, — холодно сказал он, — До завтра. А если твои мысли заведут тебя в ненужное русло, я позабочусь о том, чтобы ты вспомнил…
С этими словами он ушел — тихо, словно испарился в предвечерней синеве неба за окном трактира. Я понял, на что он рассчитывал, но напрасно чужеземец считал нас такими уж ослами. Никто не отправился ни прятать сокровенную шкатулку, ни искать ей более надежное помещение. Чезаро был куда более предан усопшему Десмонду, нежели тот мог себе представить.
Опасаясь, что незнакомец владеет магией, способной развязать язык помимо воли хозяина, Чезаро повесился. Утром нашли уже закостеневшее тело.
Жена Чезаро, раздобревшая за годы сытой жизни, билась в рыданиях, прижимая к увесистой груди светловолосые головенки осиротевших близнецов. Крошка Паула стойко держалась за спинку стула посиневшими от напряжения пальцами. Я не мог выносить этого зрелища и, почувствовав себя чужим и опустошенным, беззвучно покинул трактир.
Я пересек луг и направился к обрывистому берегу реки, куда не забредали ни рыбаки со своими сетями, ни шаловливые детишки, поскольку вокруг были лишь камни да чертополох. Однако благословенного уединения найти не удалось. Чужеземец опередил меня, заняв единственное удобное место.
Он сильно изменился — голова поникла, спина ссутулилась, и даже красивый плащ, казалось, утратил разящий глаза блеск, превратившись в мутно-серую пыльную ткань.
— Можно? — осторожно спросил я, пристраиваясь рядом.
Чужеземец кивнул. Некоторое время мы сидели молча, глядя, как остывшие неласковые речные волны лижут противоположный берег. А потом он заговорил.
— Я не хотел, чтоб все вышло так. Понимаешь, я никак не могу вернуться домой без того, что оставил Десмонд. Есть дверь, но нет ключа…
— И что ты будешь делать? — спросил я.
— Не знаю, — чужеземец покачал головой, — Выживать, наверное.
— Почему? — удивился я, — Ты ведь не стар, силен, богат.
Но чужеземец лишь усмехнулся в ответ, обнажив ослепительной белизны зубы. Целые — все, как один. Он показался мне таким красивым!
— Это не жизнь, это… Разве что Десмонд находил в этом привлекательные стороны. На определенное время. Но тебе не понять.
— Орнео, меня зовут Орнео, сеньор.
— А меня… Можешь звать меня Микелла.
— Хорошо, Микелла, — я несколько секунд смаковал на губах это странное имя. Все, окружавшее чужеземца, было странным, и моя неожиданная симпатия к Микелле казалась верхом безумия.