— Вот поэтому я люблю тебя, — прошептала Кира, — Что ты любишь меня так, как это нужно мне. Здесь и сейчас.
Еще недавно эти слова показались бы мне демонстрацией эгоизма. Но в этот момент я понимал, что она имеет в виду. Здесь и сейчас.
— Как ты попала сюда?
— Сбежала, — просто ответила Кира, прижимаясь ко мне всем телом. — Я хотела умереть с тобой.
Мне вдруг стало страшно. Сейчас она свалится и умрет у меня на руках, а я даже не буду знать, что делать. Ей нужно в больницу. Немедленно. Сейчас. Хотя…
Ей уже ничто не поможет.
— Никто не знает, где я, — продолжала Кира, — Я уже со всеми попрощалась, кроме тебя. Ты — последний.
Я промямлил что-то нечленораздельное. Бремя подобной чести перекрывало горло, мешая свободно вздохнуть. Я замер, глядя на нее беспомощным взглядом. Она погладила меня по щеке.
— Помнишь, ты спрашивал, выйду ли я за тебя замуж? Так вот — я согласна.
— Ты хочешь пожениться? — опешил я, — Но…
— Я хочу быть твоей. Здесь — и навсегда. Жить и умереть в один день…
Что-то такое было в ее голосе, что заставило меня улыбнуться. Сначала от умиления, потом — от счастья. Она все-таки была со мной, моя Кира. Момент разлуки отодвигался на еще один миг.
Мы взялись за руки, вышли на улицу и побрели в лес. Туда, где впервые познали друг друга еще подростками. Под елью, на старом походном одеяле. Колючки впивались в голые коленки и невыносимо щекотали. Но нам было весело. И хорошо.
Там же мы стали мужем и женой. Я собрал для Киры букет из еловых веток. Вместо колец мы переплели пальцы, и целый лес был нашим свидетелем и судьей.
После мы долго сидели, обнявшись, и просто молчали, наслаждаясь шелестом ветра и звуком наших сердец, бьющихся в унисон.
Я не заметил как уснул. А когда проснулся, на руках моих было уже бездыханное тело, залитое черной слизью. Кира умерла тихо — видно чувствовала, что я не должен видеть ее агонию. А может, так распорядилась судьба…
Я обезумел в тот день — обезумел всерьез и надолго. Скорее всего, навсегда.
Я не стал отвозить тело Киры в город. Для всех остальных она навсегда осталась без вести пропавшей. Быть может, меня не раз прокляли за это, но, если честно, мне до сих пор плевать.
Я вырыл яму и похоронил тело Киры на том самом месте, где мы стояли, произнося свадебные клятвы. Букет из еловых веток я положил ей на грудь. Сверху — комья земли и капли моих слез…
Через пару лет на этом самом месте выросла небольшая ель. Хрупкая и невероятно красивая — такая же, как и она.
И с тех пор я приезжал каждый год — по нескольку раз. На день ее рождения, Новый год, рождество, день нашей импровизированной свадьбы. Я садился рядом с елью и засыпал. И мне снилось, что Кира рядом, обнимает меня, прижимаясь всем телом. И не хотелось просыпаться. Никогда.
Пятьдесят лет назад я вдруг нашел на ветвях букет — точь-в-точь, как я собрал для Киры. Я забрал его с собой с мыслью, что уношу частичку ее…
Быть может, это глупо. Ведь в жизни моей было немало других женщин. И красивых, и страстных. Но ни одна из них не стала мне дороже, чем этот самый букет…
Я приехал в «лепры» спустя полтора часа. Будь прокляты эти полуденные ограничения скорости! Да и молодые лихачи, все норовившие меня сбить. Все ж возраст уже не тот. Лет тридцать назад еще задал бы им перцу.
Бросив автопланер на площадке возле леса, я направился прямиком в чащу. Краем глаза заметил, как мне кто-то машет из-за ограды. Должно быть, внук. Уж удружил он мне, внуче, не скажи. Не до него сейчас.
Я пробирался сквозь густые поросли, раздвигая колючие кусты руками. Грудь разрывало от свежего лесного воздуха. Запах хвои кружил голову похлеще любого вина.
И вот, наконец, я вышел на нашу поляну. Ту самую, до которой не хватило четырнадцать метров…
Ну почему он выбрал именно ее?
Моя драгоценная ель лежала, срубленная, в стороне. Обломанные ветки, казалось, кровоточили, а ветер неслышно рыдал, путаясь в безжизненных голубоватых иголках. Я упал на колени и сгреб, сколько смог, в охапку. Ель нещадно кололась, но мне не было больно. Мне было хорошо.
— Ты, наконец, пришел, — раздалось возле моего уха, а по шее скользнуло теплое дыхание.
Подняв голову, я увидел, что Кира сидит на стволе и с насмешкой наблюдает, как я пытаюсь обхватить необъятное.
— Ты, — выдохнул я.
Картинка была столь реальной, что, казалось, протяну руку и дотронусь до нее. Я выпустил еловые лапы и потянулся навстречу Кире. Ладонь коснулась теплых пальцев, в которых струилась жизнь.