— Она ведет себя как сумасшедшая, — испуганно сказал Павлецкий, — У нее даже взгляд безумный.
— Это стресс, — жестко сказал Ян. — Пройдет несколько дней, и она придет в себя.
— Увы, Ян. Она абсолютный ноль, просто телесная оболочка. Нам придется заново учить ее двигаться, говорить, держать ложку в руках, даже думать.
— Я подключу к ее мозгу устройство, которое передаст ей информацию о том, что происходило с ней в последние месяцы ее жизни. Это поможет ей осознать себя.
— Не спеши, Ян, — сказал Павлецкий. — Ей нужно время, чтобы оправиться от шока, который она испытала, впервые очутившись в незнакомом ей мире. Потом мы попытаемся вернуть ей воспоминания.
Ян ничего не сказал, только кивнул головой, глядя на Кристину, извивавшуюся в механических руках Катрин. Выражение лица ее внушало ему ужас и разочарование. Но он упорно пытался бороться с этими чувствами.
8
Дни проходили за днями. Ян и Павлецкий практически все свое время посвящали тому, чтобы обучить Кристину тому, что она должна уметь, будучи человеком. Однако девушка не проявляла желания учиться тому, что было для нее непонятно. Она жила собственной жизнью, абсолютно не похожей на человеческую.
Тина как зверь хватала еду ртом или руками, отказывалась сидеть за столом, предпочитая забиться куда-нибудь в уголок и лакомиться пищей, урча от удовольствия. Ей было безразлично, какого качества и состояния была еда — сырая или готовая, свежая или залежавшаяся на столе. Она словно кошка тащила все и запихивала в рот, будто никак не могла насытиться. Кристине было безразлично, что лицо ее было вымазано едой, а руки липкие от жира.
Одежду она ненавидела, а если ее насильно одевали в то, что не удавалось снять, то выла и пыталась разорвать пальцами или зубами. Спала она в углу за шкафом, свернувшись в клубочек на мягком одеяле, а если было холодно, забиралась под него.
Хуже всего было то, что Кристина абсолютно не понимала человеческую речь. Она издавала собственные звуки и никак не реагировала на то, что ей говорили Ян или Павлецкий. В глазах не было ни проблеска разума, зато телом владели животные инстинкты.
Она то пряталась ото всех, то терлась о ноги Яна, игриво покусывала пальцы, и красноречиво показывала, что она самка, готовая к случке. Но Каспаров не хотел видеть ее такой, поэтому ласково, но настойчиво пресекал ее брачные игры.
Тогда Кристина переключилась на Павлецкого. Этого уже Ян не смог терпеть.
— Игорь, так больше не может продолжаться. Нужно вернуть ей память.
— Согласен, — ответил Павлецкий, которому явно не нравилось то, какой оборот принимал эксперимент. — Только знаешь, о чем я подумал? Ты ведь записывал все, что происходило с Кристиной в последние месяцы ее жизни, включая момент смерти?
— Да.
— Согласись, девушке незачем переживать ее страдания. Кто знает, какими были эти ощущения. Может, стоит стереть некоторые моменты.
— Ты прав, — подумав, ответил Ян. — Пускай Катрин проиграет нам ее эмоции за последние несколько дней. Я уберу то, что Кристине не стоит знать.
Ян подозвал Катрин и открыл панель для загрузки микрофайлов. После достал мобильный Кристины и осторожно извлек драгоценный файл с записью. Бережно, дрожащими пальцами, словно это была святыня, он поместил его в панель и запустил программу воспроизведения.
Катрин неожиданно замерла и выпрямилась как струна. Зрачки ее расширились, а тело мелко-мелко затряслось. Девушка-робот простояла так с минуту и рухнула на пол. Ян опустился перед ней на колени и открыл панель управления, однако механическое тело отказывалось отвечать. Ян провел пальцами по ее запястью, однако не сумел нащупать привычно пульсирующий проводок.
— Что с ней? — спросил Павлецкий.
— Не знаю, — с отчаянием в голосе сказал Каспаров. — Она не реагирует. Должно быть, что-то вывело систему из строя. Возможно, мощный импульс… Моя Катрин, я погубил ее…
— Не думай об этом, Ян. Робота ты сможешь починить. А вот представь себе, что было бы, если бы мы подключили этот прибор Кристине? Мы бы убили ее…
— Это всего лишь микрофайл…
— Думаю, лучше не рисковать, — сказал Павлецкий.
— Я проверю его на другой системе.