Пальцы уже начинали отстукивать с зубами в унисон нервную дрожь.
Как вдруг позвонила Катя.
— Никита, — прозвучало в динамике. Мне показалось, что она чем-то сильно расстроена, — Вы извините, но мне больше не к кому обратиться. Я никого не знаю в Москве.
— Да, Катенька, — я готов был примчаться куда угодно, — что у вас стряслось.
— Я только что видела Игоря. Вы не могли бы приехать?
Не мог бы я? Я мог бы прилететь, вооружившись базукой, и снести этому горе-изобретателю башку. Но я всего лишь сел в автомобиль и приехал к ЦУМу. Катя стояла на углу, совсем одна, зябко кутаясь в искусственный мех. Ветер развевал ее серебристо-голубые волосы. Мне стало интересно, каков их натуральный цвет?
— Здравствуй.
— Здравствуй.
Я бы, конечно, предпочел не просто сухие слова, а что-нибудь мокрое и теплое, вроде поцелуя на обветренных губах. Но сейчас был счастлив даже тенью улыбки.
— Рассказывай.
— Что тут говорить? — Катя смахнула предательскую слезу, — Я, конечно, не ожидала бурного приема. Но чтоб так шарахнуться в сторону и убежать, делая вид, что видит меня впервые в жизни…
— Сейчас догоним, — пообещал я, — Куда он побежал?
— Куда-то внутрь. С час назад. С тех пор не возвращался.
— А ты ждешь?
— Жду. Я ведь не для того летела из самой Канады, чтобы просто уйти. Хотя бы спрошу, почему?
— А быть может, он просто тебя не любит?
— И шлет каждый день СМС-ки «Катенька, я тебя люблю»?
— Надо же! — разочарованно воскликнул я, чувствуя как в желудке заиграла кислая горечь ревности.
Я стал чуть поодаль, наблюдая за каменным лицом Кати. Она не сводила глаз со входа в торговый комплекс и думала о чем-то своем. А я о ней. Очень хотелось сделать что-то благородное. Например, сорвать свой кожаный плащ и накинуть ей на плечи. Плевать, что мороз.
— Послушайте, Катя, — начал я.
— Вот, бедняга, — девушка ненавязчиво перебила мой джентльменский порыв.
Я проследил ее взгляд и увидел, как на противоположной стороне улицы черная «Мазда» пытается выбраться из сугроба, разбрызгивая вокруг комья снега. Судя по тому, как развернуло несчастный автомобиль, водитель пытался изображать из себя Шумахера. На манер коровы на льду.
«В России две беды — дураки и дороги» — вспомнил я старую, как мир, пословицу.
По обочинам уже собиралась толпа зевак. Многие злорадствовали, какой-то ребятенок достал свистульку и затянул победную трель. Я взял Катю за локоть и подтолкнул к своей машине.
— Сядь, погрейся, а то совсем окоченела.
— И что, ему никто не поможет? — спросила она, послушно забираясь в салон.
— Ну, наш народ, — усмехаясь, начал я, и вдруг стушевался. Катя глядела на меня с сожалением, а я, как дурак, начал краснеть.
— Погоди немного.
Я хлопнул дверцей и вприпрыжку поскакал к «шумахеру», продолжавшему буксовать в сугробе.
— А ну, ребята, навались, — обратился я к толпе.
Большую часть как ветром сдуло. По традиции, осталась сердобольная старушка, какой-то не совсем трезвый мужичок, ну и сам водитель наконец-то перестал палить топливо и выбрался из салона. Обежал вокруг машины, двинул по ни в чем не виновному капоту, остановился возле меня и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг передумал. Несколько секунд мы простояли молча, глядя друг другу в глаза.
Экземплярчик попался еще тот: рыже-фиолетовые волосы, поставленные гелем в ирокез. Видно, свежевыкрашенные, потому что на лбу у самых корней волос красовались багровые пятна.
Несколько серег на бровях, слегка припухших. Крашенные ресницы, губы. Чистый трансвестит.
И все ж в его облике было что-то неуловимо знакомое. Но что?
Пока я думал, водила снова укрылся в салоне. Рядом нарисовался дворник с лопатой в руках и стал деловито раскидывать сугроб. Я сделал шаг в сторону, глядя, как колеса автомобиля освобождаются из снежного плена. И тут рядом с собственной ногой я увидел след.
Я почему-то очень хорошо запомнил этот след.
Лиственный орнамент, почти сорок седьмой размер…
Я повернулся и стремглав побежал к своей машине.
— У вас есть его фото? — спросил я у Кати, сиротливо прикорнувшей на пассажирском сидении.
Катя порылась в сумочке и достала плотный конверт.
Интуиция не подвела. На старомодном глянцевом фото красовалась физиономия того самого «писаки», чьи канадские боты так запали мне в душу…