— Вы это… чувствуете?
Что? Опять он всё сводит к её интуиции? Ну зачем же считать, будто один странный дар может определять всё на свете?
Только тихий звонок телефона разговор ненадолго прервал.
Звонил Шоичи.
Бьякуран присел рядом с девушкой и отвернулся, не мешая ей отвечать. Отвечать, если честно, не очень хотелось. Но всё же пришлось — он же наверняка ужасно беспокоился о том, что с ней случилось, и у него от этого сильно болит живот, и ничего такого он ей не скажет, потому что поезд — наверняка единственная причина для этого звонка, и всё, на самом деле, хорошо, просто ей вечно что-то не то кажется.
— Привет, — сказала она и тут же отругала себя мысленно за то, как печально это прозвучало, как тихо и слабо это было сказано.
— Ты цела? — немедленно спросил Шоичи, и волнением в его голосе можно было рушить горы и осушать реки. — Ты в больнице? Тебя сильно задело?
— Да, Шоичи. Я цела. Со мной всё хорошо. — И снова — почему такой усталый голос? Почему не получается изобразить больше бодрости, больше радости его слышать, улыбнуться мысленно, хотя бы пусть фальшиво и натянуто, но так, чтобы эта улыбка всё равно звучала в голосе? — Я не в больнице. Всё совсем в порядке.
— Какое счастье! Я так испугался, когда по телевизору передали, что твой поезд сошёл с рельс!
А ведь его можно спросить…
— Шоичи… понимаешь, у меня есть немного другая проблема. Я надеюсь, что это мало кому известно, но меня не было в этом поезде в тот момент, когда он сошёл с рельс. Я уже до этого успела… побегать от якудза.
Правда… но пока что лучше ему не знать о Бьякуране, чтобы он не беспокоился ещё больше. Ситуация становилась всё более и более странной.
— От каких?!
— От Ямагути-гуми.
— Что?!
— Они приняли меня за другого человека. Они почему-то решили, что это я убила Ямагути Евако. Так вот… Ты не знаешь, с чего они так решили? И не помог ли им кто-нибудь… так решить?
Шоичи, кажется, был близок к обмороку, но держался.
— Я… постараюсь узнать. Обязательно, — сказал он с какой-то пугающей, странной решимостью. — Тебя когда примерно ждать? И ждать ли вообще?
Наверное, он скорее себя самого в подобных ожиданиях погубит…
— Не знаю. То есть, я приеду, но не знаю, когда. Маме, пожалуйста, ничего не говори.
— Да.
— И будь осторожнее, хорошо?
— Да.
Тсуна, не прощаясь, отключилась.
— Вы доверяете этому человеку? — спросил Бьякуран.
— Доверяю.
Наверное, не то чтобы слишком, не то чтобы даже полностью… но однозначно больше, чем кому угодно из всего остального мира. Разве этого недостаточно?
— Он действительно может узнать, почему якудза решили обвинить именно вас в убийстве оядзи?
— Он хакер. Он может попытаться.
— Хорошо. Ладно… Я думаю, вам стоит отдохнуть, несколько сменить имидж и ехать к Реборну. Потом. Наверное, даже завтра. — Это тонкий намёк на то, что выглядит она, как из помойки вылезшая? Да, в вежливости Бьякурану точно не откажешь. — Я могу что-нибудь ещё для вас сделать?
Дать денег. И оставить в покое. Убрать Реборна.
Хорошие идеи, полезные дела, да вот только, кажется, Бьякуран их исполнять не возьмётся. Да и невежливо о таком просить.
— Нет, спасибо. И вы ведь совсем не обязаны.
— Нет, я очень даже обязан. Вам жизнью. И тем, что в нашем мире до сих пор есть понятие «жизнь».
Вот уж странный. Благородный человек — в мафии, да ещё и американской — что реже может повстречаться в нашем странном реальном мире: такое непонятное явление, или же розовые единороги, высшая справедливость и вечная любовь?
— А вы можете рассказать, что именно случится с миром, если Ария добьётся своего? Как будет выглядеть результат?
========== Часть 17 ==========
— Даже несмотря на то, что я сам всё это видел и отчасти… хм, участвовал, мне довольно сложно это сказать, — со вздохом ответил Бьякуран. — В нашем мире просто нет таких понятий.
— Если бы сказать это было совсем невозможно, проблемы бы не было — просто никто не пошёл бы за Арией, потому что никто ничего бы не понял. Разве что совсем сумасшедшие, которым ничего понимать и не надо.
— Вы правы. Вы, наверное, слышали идеи о том, что это всё, всё, что будет, есть коллективное бессознательное, объединённые сознания всех людей, животных, растений и прочих существ, не обязательно живых, нашего мира.
Тсунаёши — снова — честно ничего не поняла. Интуитивно — да, наверное, хоть как-нибудь, но дар этот на то и не предвидение, на то и не сверхразум, чтобы его в самые неподходящие моменты не хватало. Иллюзорное понимание — не то, чем можно оперировать, как бы ни хотелось ему поверить и поверить вместе с ним в свои силы, и неважно, в каких ситуациях. А осмыслить разумом, сформулировать хоть как-нибудь подобие догадки и понять её через это не получалось совсем никак.
— Нет, не слышала. А если и слышала, то мельком и без объяснений. Однако в ваших словах уже содержится противоречие: как бессознательное может состоять из объединённых сознаний? А также, что означают не обязательно живые существа? Вернее, каких существ вы считаете живыми, каких — нет, и что из неживых имеет, по-вашему, сознание?
— По поводу последнего вопроса… вы удивитесь и не поверите мне, но всё.
— Всё?
— Да. Например, этот стол. Тут есть большой безответный вопрос, есть ли ножки этого стола отдельное сознание, или же они лишь части тела стола, и что будет, если одну ножку отломать, но все теории сходятся на том, что сознание вещей есть, и оно будет принимать огромное участие в процессах объединения.
— Колесо Сансары? — задумчиво спросила Тсуна. Осмыслить сознание вещей по-другому пока не очень получалось. — Впрочем, неважно. Неужели люди и правда хотят стать одним сознанием с соседней помойкой или её составными частями?
Конечно, человеческий род таков, что тела обращаются прахом, достаются червям, становятся составными частями и куда менее благородных субстанций. И самой Тсунаёши, грязной провинциальной малолетке, продающей за деньги чужие смерти, может быть, и не привыкать к этому пониманию, может быть, и всё равно, кем она станет, может быть, и понятно, что она уже, при жизни, ничуть не лучше, но ведь неужели люди из Джилио Неро, богатой семьи с хорошей репутацией, красивым уставом и благородным обликом, согласны на это, этого жаждут и за это бьются? Может быть, капелька, малость совсем… Но не столь же многие?
— Однако помойке всё это должно быть довольно приятно, — с чуть грустной улыбкой заметил Бьякуран. — Самое то для благороднейших побуждений… хотя мы не знаем, так ли это. Может быть, помойка тоже не очень хотела бы быть одним целым с какими-то противными людьми, которые, прости Господи, чистые, да ещё и — какой ужас — живые! — Ему бы в театре играть, однако. — Но об этом немногие думают. К тому же, считается, что мы после этого не будем понимать, кем мы были раньше, кто из нас император, кто птица, а кто помойка. Не будет слова «мы», не будет слова «понимать», не будет уже ничего, что могло бы рождать неравенство. И, возвращаясь к первому вопросу… я не знаю. Лично моя трактовка — сознания исчезнут, растворятся в бессознательном. Звучит странно, и она, и само утверждение. Однако то, что я сказал вам — самая распространённая идея во всех мирах, во всех тайных ложах, занимавшихся этим вопросом.
Всех мирах… опять же, надо будет спросить у него потом, что означает то, как он об этом говорит, что означают эти слова про разные миры. Но потом. Да и разве у него есть причины отвечать, и отвечать при этом честно?
— Значит, есть и другие идеи.
Быть может, они разумнее? Звучат логичнее или менее странно? Хоть какие-нибудь?
— Идей множество, но с более логичными, когда они появляются, часто ещё больше проблем, чем с этой. Почти всё, что «более логично» выстраивается из особенностей некоторых конкретных миров, и особенностей этих в других мирах не существует, а вот перевести в эту новую форму можно абсолютно любой мир. Особенности — это альтернативные законы физики, например, в некоторых мирах бывают, или магия, всякие особые силы. Я видел некоторое количество теорий, выводящих существование новой формы мироздания из существования пламени или утверждающих, что именно из пламени и будет состоять вещество нового мира. Выглядят очень хорошо и логично, но не во всех мирах существует пламя. Хотя можно предположить, что существует, просто там о нём не знают. Как и мы не знаем о существовании в нашем мире магии, иных измерений, стабильности сверхтяжёлых элементов, потому что мы, дескать, просто ещё не нашли, как сделать их стабильными… но в это всё верится очень трудно, потому что люди очень хороши в познании того, что их окружает. Слишком хороши, например, чтобы после тысячелетий существования шаманских, оккультных, эзотерических, пламенных и прочих практик не найти в мире ту же магию. Ещё из более-менее представимых и однозначно непроверяемых я видел всякие теории, связанные с религией. О том, что существует некоторое божество, и эта форма мира — максимальное к нему приближение. Или то, что было создано изначально, а потом вмешался дьявол — или прочие образы тёмных сил — и сделал то, что мы имеем сейчас. Или Рай.