Туман.
Вот Хром Докуро — прошлогодний скандал, самое интересное, что может произойти в Намимори — это попавшая под поезд девочка, которая осталась инвалидом на всю жизнь. Вот её мать — серая тень женщины под ярким макияжем, она чуть ли не переселилась в больницу, но — у неё работа. Вот её мать — она коллега Киоко, но куда менее успешная. Вот её отец — он должен якудза большие деньги. Вот Хром Докуро — как её можно было сделать хранительницей, что с ней сделали, чтобы поставить её на ноги? Вот Хром Докуро, и Тсуне кажется, что вряд ли она была рада подобному исцелению.
Ураган.
Вот Гокудера Хаято. Мир странно тесен — Тсуна его встречала. Его отец убил его мать — Тсуна знает. Тсуна думает, что они похожи, только её мать ещё жива, только Гокудера почти свободен, а она, Тсуна — совсем-совсем нет. Только Гокудере нужно, чтобы кто-нибудь указал ему путь, а Тсуна и сама знает, что у неё за тропинка.
Тсуна также знает — Бьякуран сказал — что Кёя и Такеши отказались быть хранителями Тоши. Тсуна знает, что у них проблемы, пусть Бьякуран не упомянул об этом ни словом, ни взглядом.
Тсуна знает.
Белый-белый вертолёт садится на заднем дворе дома семьи Савада (Тсунаёши не хочет называть это семьёй, но не знает, как ещё это можно назвать), и в двери террасы показывается испуганная Нана.
Тсуна неуверенно выходит из вертолёта. Бьякуран сзади (что у него, дел других нету, кроме как носиться с помойной неудачницей, случайно встретившейся в тёмном переулке?), Бьякуран смотрит на неё, и она буквально чувствует его молчаливое одобрение, его молчаливую поддержку. То странно, очень, очень странно. Но это так тепло — поддержка ужасно редка в её жизни. Но — это так странно.
— Мам, — говорит она, сосредоточившись не на мыслях. — Мы уезжаем. Прямо сейчас. В Штаты. И отец больше не посмеет нас тронуть.
Нана смотрит с такой обречённой печалью, будто бы уже знает, на что согласилась её блудная дочь. Знает — понимает — но не осуждает. Тсуне так тепло на душе, она так благодарна маме в этот момент.
Лопасти вертолёта прекращают своё вращение.
— А Тоши? — тихо спрашивает Нана.
— У него есть отец.
А у Тсуны есть тварь. И Нана это понимает. У неё тоже есть тварь.
Она кивает и уходит в дом. Тсуна понимает это как согласие.
С двумя одетыми в белое-белое телохранителями она идёт к людям, которые дороги ей почти как мама. К Киоко — та соглашается, но «а как же Рёхей», но Тсуна напоминает, под чьей он сейчас защитой, кто ему сейчас покровительствует, — и Киоко соглашается окончательно. К Хане — ей всё равно. К Такеши — его отец рад, его отец помогает Тсуне собрать её вещи, и Такеши хватает её руку, чтобы встать с кровати, у Такеши сейчас спад; Тсуна честно говорит телохранителям, что ему нужен психотерапевт. Теперь она может сказать это, и это не кажется смехотворно нереальным. Теперь и она, и Тсуёши-сан могут не беспокоиться, что Такеши что-нибудь с собой сделает, теперь им с Шоичи и Киоко не нужно всё время быть с ним, чередоваться, не оставляя его одного. Его отец рад. У Такеши всё равно, но в глазах его ненадолго появляется тень тихой-тихой радости за Тсуну. Она идёт дальше. К Кёе. Кёе не всё равно. Кёя странный человек — он любит Намимори. Но — он понимает, что правильный выбор, лучший выбор, не всегда тот, который больше нравится и приятнее выглядит. Он одобряет выправку, реакцию и навыки — он жутковато, в своём стиле проверил — её телохранителей. Он согласен — и Тсуна почти счастлива. Она думала, уговаривать его придётся дольше — и не только его.
Остаётся самое страшное.
Тсуна идёт к Шоичи.
========== Часть 23 ==========
— Шоичи…
— Тсуна! Ты жива, ты здорова!.. Что не так?
Шоичи хорошо умеет читать по глазам. Шоичи хорошо умеет догадываться.
Она закрывает дверь в его комнату, оставляя телохранителей за стеной, и пусто говорит:
— Всё так. Я… сделала нам всем хорошую жизнь. Пока не совсем, но… я почти. Почти сделала нам всем хорошую жизнь.
— В смысле?
— Будешь работать на Миллефиоре?
— Смеёшься?
— Ничуть. Бьякуран разрешил мне взять с собой хранителей. И даже — и тебя, и Киоко вместе. Вы будете работать, делать, что он скажет, но — в Штатах, у него, и Реборн нас не тронет. Вонгола нас не тронет. Никто… никто нас не тронет.
— Что ты сделала?
Шоичи почти в ужасе. Он проницателен, он догадлив. Он знает, что чем больше получаешь — тем больше отдаёшь. И что в их мире эти вещи никогда не бывают равноценны.
— Я ему продалась. Вся. Совсем вся.
— Ему нужны моя интуиция и моё тело. Понравилась я ему. Я… не могу подставлять вас всех под Реборна, Вонголу и Тоши. Я… я хочу, чтобы вы были живы. Я хочу, чтобы ты жил, Шоичи.
Он молчит. Его глаза пусты. Он думает.
— А… Нана-сан? Твоя мама?
— Я забираю её. Её вылечат. Он всё оплатит.
— Я… понимаю, — тихо говорит Шоичи.
Он не обижен, нет. Тсуна знает. Он не ревнует. Не сердится. Не чувствует себя обманутым. Но она всё равно говорит:
— Прости. Прости меня, Шоичи.
— Я… сделал бы то же самое. Понимаешь? Я бы тоже это сделал. Ты поступила правильно. Ты… совершила чудо. Чудо, понимаешь? Тебе не за что извиняться.
Он так говорит — но ему горько-горько.
Наверное, в их мире все чудеса — такие.
— Ты же поедешь со мной? — спрашивает Тсуна. — В Штаты. Пожалуйста. Не надо тебе быть в одном городе с Реборном. И Вонголой.
Какая же ты циничная лгунья, Тсуна. Ты чуть не сказала что-то вроде «я согласилась на это ради тебя». Чуть не сказала. Ты ведь вообще о нём не помнила, когда соглашалась, Тсуна.
— Да, — тихо говорит Шоичи. — Конечно, поеду.
Тсуна помогает ему собраться. Они вместе идут в дом семьи (чего-то, чего угодно, но не семьи) Савада. Их там ждут. Кёя, Такеши с отцом, Киоко, Хана, Бьякуран — он улыбается, говорит с отцом Такеши — и Тсуна вдруг понимает, что Ямамото Тсуёши тоже полетит с ними — и от этого ей так легко и тепло, что она почти и не думает, что же они все — и она в первую очередь — будут должны за это прекрасное счастье.
Вертолёт отрывается от земли, они все сидят на белых диванчиках, растерянные, шокированные такими резкими переменами в своих печальных жизнях, тихие. Один Бьякуран будто счастлив. Но Тсуне кажется, что он всегда такой — будто счастлив, — что эта маска почти прилипла к его лицу. Тсуна тоже молчит.
Вертолёт снижается на каком-то частном аэродроме. Тсуна не знает, где это, она даже не знала раньше, что аэродромы бывают частными. Наверное, этот принадлежит Бьякурану — было бы неудивительно.
Они пересаживаются в самолёт — тоже белый-белый-белый, тоже с белыми диванчиками, креслами и столиками внутри. Они все не знают, как себя вести, а Бьякуран явно то ли не понимает этого, то ли не хочет помогать им с их неловкостью. Они все летят молча.
Шоичи не смотрит на Тсуну.
Киоко — смотрит. Киоко молчит. Но это молчание — тёплое.
Тсуна не смогла бы сказать никому и никогда, что у неё есть друзья. У неё есть хранители. Они с ней для того, чтобы, если что, знать: Небо им покровительствует. Тсуна знает, что, если что, то они могут помочь ей. Взаимный договор о разгребании чужих проблем. Устный, ничем не подтверждённый.
Но Киоко…
Киоко, Шоичи и мама — самые близкие для неё люди.
Правда, она всё ещё не знает, как с ними со всеми разговаривать. Теперь — разговаривать.
Так она засыпает в полёте. Она не чувствует, как Киоко кладёт её голову себе на колени. Она не видит, как Киоко мягко улыбается Бьякурану. Она не слышит, как Киоко тихо говорит:
— Берегите её.
Она просыпается от чувства опасности — когда мимо самолёта пролетает ракета. Когда пилот совершает манёвр уклонения от второй. Но — здесь она ничего не может поделать. Не в её силах здесь и сейчас кого-либо защищать. Мимо пролетает третья ракета.
Почему-то она совсем не удивлена.
И самолёт у Бьякурана тоже явно не совсем пассажирский. И этому она тоже совсем не удивлена.